Единственная для Буйного
Шрифт:
Я резко подрываюсь, когда слышу звук открываемой двери. Вылетаю в прихожую. И застываю. Гипнотизирую взглядом Буйного. Жадно осматриваю, каждую черточку изучаю. Мужчина чуть усмехается, бросая пиджак на стул. А я бросаюсь к нему. Налетаю, крепко прижимаюсь. Наконец даю волю эмоциям, вплёскиваю их рыданиями. – Я так за тебя испугалась, — обнимаю мужчину. Руками шарю по его телу. Ощупываю. – Сказали, что ты всё. И я подумала, что ты… Так переживала за тебя. Эмир, не смей умирать! Я запрещаю!
– Запрокидываю
– Раз ты запрещаешь, — кивает, стирая влажные дорожки с моих щек, – то не буду. Сильно испугалась, Злат?
– Очень!
– Мне сказали, что тебя не задело.
– Да, я в порядке. А ты?
– Я отступаю назад, чтобы ещё раз осмотреть.
Дергаюсь, замечая капли крови на белоснежной рубашке. Так ярко выделяются. Я резко дергаю ткань, дрожащими пальцами пытаюсь расстегнуть пуговицы. Не позволяю Эмиру остановить меня.
– Охуеть, кукла, — присвистывает. – А ты быстрая, да? Не успел войти, как ты оседлать пытаешься.
– Не смешно.
– Да и я не ржу. Наоборот. Если бы знал, что ты так течешь от стрельбы…
– Эмир!
– Ты это, если чё, говори. Постреляю в воздух, и может кончишь сразу.
– Дурак! Господи, какой ты дурак.
– Ругаюсь на него. Раздеваю. И при этом тянусь за поцелуем. Мне нужно всё и сразу. Одновременно. Касаться его. Целовать. Убедиться, что взаправду рядом и не ранен.
Эмир морщится, когда я касаюсь его бока. Отвожу рубашку в сторону, замечая белую повязку.
– Ты ранен, — выдыхаю.
– Пустяк. Лёгкая царапина, кукла.
– Тебе, наверное, надо присесть, — я начинаю суетиться. – Или лечь? Да, лечь лучше.
– А ты всё трахнуться пытаешься. Угомонись, — перехватывает мои руки, когда я вспыхиваю. – Порядок. Оклемаюсь быстро.
– Ты расскажешь мне, что происходит?
– Нет. Нечего бабам в мужские разборки лезть.
– Эмир!
– Я возмущаюсь, но мужчина и слушать не хочет. Идет на кухню, жадно пьет воду. Игнорирует мои попытки поговорить.
Он ничего мне рассказывать не хочет. А я так не могу. Сидеть здесь в неизвестность и ждать непонятно чего. От разочарования ногой хочется топнуть.
– Эмир, — настойчиво зову его. – Так не пойдет. Ты обязан мне рассказать. Или…
– Или что? – Хмыкает зло, бросает на меня суровый взгляд. – Чё тогда, кукла?
– Тогда я… - Хочется бросить "уйду от тебя". Но не могу. Не только потому, что у нас сделка. И не из-за чувств проклятых. Просто это пустая угроза! Куда я пойду? Где спрячу сестру? Ведь наверняка нас тоже попытаются найти. Я не могу уйти, и Эмир это прекрасно знает. – Тогда, — повторяю, поджав губы, – я кое-что знаю. Важное. И если ты не расскажешь мне, то я тоже буду молчать. А тебе это надо знать!
Разворачиваюсь, чтобы гордо уйти. Но, конечно, только
– Далеко шуруешь?
– Секунда и его пальцы на моём запястье сжимаются. В плен берут. Ему даже дёргать сильно не нужно, чтобы я назад вернулась. Он слегка на себя тянет, а я уже закручиваюсь обратно. В него вбиваюсь. Родной запах в ноздри вбивается. Любимый.
Рядом с ним сердце с ума сходит. Вот-вот из груди выпрыгнет, а мне хорошо. С ним. Я, наверное, ненормальная, да? Совсем поехавшая? Если мне такие качели нравятся. С ним опасно. Можно умереть. В любую секунду. Сегодняшний день прямое тому доказательство. А я чуть не умерла, когда на секундочку представила, что его нет.
– Поди расстроилась, кукла, что меня не пришили?
– На ухо мне хмыкает, я рот раскрываю от шока. Тут же в грудь его бью.
– Совсем умом тронулся?!
Но он снова скручивает. Вжимает. Запах моих волос вдыхает. Ненормальный.
– Ты ж петлять мечтала. Вот бы меня пришили, тогда бы жить смогла спокойно. Такая желанная свобода.
— Вот блин, — тут же в ответ выпаливаю, — а я-то совсем не подумала. Вот же дура!
– Последние слова уже шиплю. Я чуть не умерла за него переживая, а он... Козёл такой!
– Как самокритично.
– Снова издевается.
Пытаюсь вырваться, но Эмир лишь на руки подхватывает, в комнату меня несёт. Чтобы никаких свидетелей, чтобы только я и он.
– Пусти меня!
– Визжу, вырываюсь.
– Ещё пожелания будут?
– И свали!
Буйный на кровать меня бросает. Я пружиню. Мужчина сверху заваливается.
– Неужели свалить больше не хочешь, кукла?
– Улыбка на лице. Как кот довольный, который до сметаны дорвался. А я злая! Он меня выбесил за секунду, и теперь желания смыть улыбку с его лица очень и очень сильное.
– Хочу, — шиплю, — сны о свободе мои самые любимые, понял?!
– Врёшь, — поджимает под себя, скулы мои стискивает, в губы целует. Жадно. Так, будто только об этом и мечтал.
– А ты козёл!
– Шиплю, когда он вдохнуть мне даёт. Поцелуй разрывает.
– Сама провоцируешь, кукла. Ты кого шантажировать собралась своими уловками?
– А как с тобой иначе разговаривать?! Я у тебя учусь! С тебя пример беру!
– Хуёвый пример.
— Вот и задумайся!
– Губы поджимаю.
– Я ведь переживаю! Я, между прочим, чуть сама не пострадала. И Катюша... А Иван... его вообще подстрелили!
— Это его работа! Ему голову с плеч снесут, а ты цела и невредима должна остаться. Он за тебя жизнью отвечает.
– Его взгляд тут же серьёзным становится. А я сама к мужчине тянусь.