Единственная для вампиров Де-Норд
Шрифт:
— Кто он? — напряженно спросил Арнольд.
— Андриан. Она кричала ему, чтобы он не трогал Лели, ведь она не виновата, но он был непреклонен. Ей очень больно, все тело горит огнем, — Андор говорил все тише и тише, но я слышала каждое его слово, погружаясь в неприятные для себя воспоминания. — Глаза болят, зубы ноют и так хочется кричать от боли, но никто не слышит просьбы, все бояться.
— Он отравил ее змеиной бузиной.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Мне знакомы все эти симптомы. Нужно увести ее отсюда, ей потребуется хороший уход и долгое
— Она станет нормальной? — удивился Торфин, касаясь пальцами своего ожога.
— Не сразу, но да. У нее еще есть время и нельзя его терять. Я готова взять лечение на себя и приютить ее в Хейсенвале, если мои мужчины не против. Амали может знать где сейчас ее брат, думаю он уже в курсе, что его план провалился, и вампиры теперь начеку.
— Думаю, Кэтрин права. Нам действительно стоит всем вернуться в свои крепости и не спускать глаз с таали.
— Я могу сказать, что нужно делать, если у кого-нибудь проявиться симптомы отравления престонией. Мужчины рода сами смогут обезопасить своих женщин.
— Мне нравиться как ты говоришь, Кэтрин, — вновь одобряюще улыбнулся Арнольд. — Мужчина, женщина. Не монстр и жертва, не чудовище и несчастная, ни вампир и донор, а мужчина и женщина. Это великолепно.
— Для меня это выглядит именно так. Нам скорее нужно домой, с каждой потерянной минутой Амали становиться все хуже, ее память сгорает. И утро уже сильно, — сказала я, вглядываясь в ползущее на небо солнце.
— Не будем терять время, — подтвердил Андор, и девушка под его ладонью закрыла глаза и провалилась в глубокий сон.
— Ты и так умеешь? — удивилась я.
— И не только, — хитро улыбнулся вампир, подхватывая изможденное тело на руки.
Глава 62. Откровение души
Вернувшись домой, я приготовила для девушки спальню, не без помощи Эрика вымыла ее бесчувственное тело и уложила в постель, приготовившись готовить микстуру. Закрывшись в кабинете, я до полудня терла травы и смешивала настойки, даже не заметив, как Стефан подкрался сзади и принялся крепко разминать мои плечи.
— Ты устала, тебе нужно отдохнуть.
— Я должна закончить, Стеф. Чем раньше я дам ей выдержку, тем больше воспоминаний она сохранит.
— От того, что ты падаешь с ног, никому не лучше.
— Я не падаю, я сижу.
— Кэтрин, — Стефан склонился и мягко обнял меня за плечи, пока я бездумно наблюдала за закипающей в небольшом котелочке водой. — Я могу закончить, а ты иди спать, на тебе лица нет.
— Ты рецепта не знаешь.
— Так напиши мне его, и я закончу.
— Нет, Стефан, прости. Это личное.
Вампир отпустил мои плечи и сел на поставленный рядом стул, заглядывая в лицо внимательно и давая понять — предстоит душевный разговор.
— Ты слишком быстро определила, чем отравили Амалию. Скажи мне, Кэти, что связывает тебя и выдержку из змеиной бузины?
— Это обязательно?
— Я не Андор, не могу прочитать твои мысли, поэтому спрашиваю. Да и ты сама недавно заявляла, что мы о тебе ничего не знаем. Так поведай, время пришло.
Забросив в забурлившую от жара воду смесь нужных трав, я устало откинулась на спинку стула, разглаживая и без того гладкую юбку.
— Кто пострадал от этого в твоей жизни?
— Моя мать, — я навесила на лицо самую равнодушную улыбку, и опустила глаза. — Ее отравил тем же способом, человек который не принял отказа быть с ним.
— Кто он?
— Мой отец. Да, я знаю, звучит странно, но все именно так. Она не хотела быть с ним, сколько я ее помню. Она была свободной, легкой, такой уверенной. Всегда находила слова поддержки и знала, что стоит надеть в плохую погоду. — Я улыбнулась чуть шире, но вспомнив мужчину в сером костюме и длинном плаще, улыбка сама собой сползла с губ. — Она пряталась от него по всему миру, увозя меня с места на место. Мы меняли город за городом, но он всегда находил ее, словно бешенный пес шагая по следу. Но всему приходит конец, и его терпению тоже.
— Кэтрин…
— Спросил, так слушай. Он опоил ее у меня на глазах, а потом бросил и ушел, закрыв в доме с потерявшей рассудок женщиной. Она сходила с ума с каждой минутой, и я не знала, как ей помочь, понятия не имела. Мне было всего шестнадцать. Я радовалась только тому, что он не додумался подпалить дом в котором нас запер. Видимо ему доставляла радость мысль о том, что его дитя будет видеть, как погибает родитель, сгорая от безумия на глазах.
Стефан больше не перебивал, только сжал челюсть до скрипа и поймал мои пальцы, сжимая в своей теплой и широкой ладони.
— Мама, уже находясь на грани, решила закончить все быстро и выпила что-то из своих запасов, в последние минуты сжимая мои пальцы и взглядом умоляя простить ее, за то, что не успела, не рассказала, как ее вылечить. Я просидела запертая с ее телом больше трех дней. Потом меня выпустили какие-то случайные путники, которые услышали мой крик о помощи. Я похоронила мать и ушла, пообещав себя больше никогда не возвращаться, не искать его чтобы отомстить, и оставаться одной на всю свою жизнь, не обрекая никого на страдания и ответственность. Но с вашим появлением одно из своих обещаний я нарушила, и очень надеюсь, не нарушу оставшиеся.
Стефан молча снял меня со стула, сгребая в свои объятия, и я позволила себе обнять мужские плечи и заплакать, как не плакала никогда. Той напуганной девчонкой, что осталась без матери, потеряв в душе что-то ценное и хрупкое. Наверное, это была вера. Именно она тогда со звоном разбилась осколками, раня руки и колени, заставляя обозлиться на весь и мир и заживо похоронить себя для всех, пряча глаза под широким капюшоном и избегая случайных знакомых.
До встречи с Эриком Де-Норд.
Мужчина гладил меня по спине, позволяя безмолвно рыдать в свою рубашку, и чувствуя, как теплы его руки, я впервые за много лет разрешала себе быть несчастной. Временно, лишь на миг откровения, открыть израненную душу, разрешая заглянуть в потемки чужим глазам. Но это был Стефан, мой Стефан, и все меняло свое значение.