Единственная для верианского принца. Книга 1
Шрифт:
- Какой?
– попалась на удочку Мелена.
- А вот какой!
– я схватил ее, закинул на плечо и понесся по лестнице. Несколько проемов стоили пары минут.
Вылетев на «верхнюю палубу», осторожно поставил землянку на ноги.
- Вот ты… - кажется, она не находила слов, пихнула в плечо и засмеялась.
Сейчас бы притянуть к себе, прижать и поцеловать… Я поспешно одернул себя. Теперь подобное удавалось все лучше и лучше. Вместо желаемого подставил руку не прекращавшей хихикать Мелене.
Она приняла, и мы шагнули в оранжерею.
Я быстро догадался, почему Мелена сомневалась - посетить ли
Именно поэтому я, посещая оранжерею полгода назад, (тогда корабль направлялся со Скальты - планеты эрисов - на Миориллию), вошел не через главную четырехметровую дверь, а через запасную. Пришлось пригнуться - на существ моего роста черный ход не рассчитывали.
Туристы, в основной массе, сновали по главным аллеям: широким, вымощенным электрически ярким искусственным гравием.
Их разговоры, шуршание шагов долетали до нас приглушенным эхом, терялись в звоне брызг поливальных машин и мерном гудении ламп у потолка.
Я вел Мелену по тем тропкам, которые использовали работники, чтобы незаметно для экскурсантов ухаживать за садами. Местная флора требовала заботы чуть ли не круглые сутки. Когда заканчивался полив одних растений, начинался - других. Искусственное освещение менялось едва ли не каждые пять минут - на разных планетах не совпадали не только времена суток, но и их длина.
Мы в буквальном смысле слова нырнули в заросли буккерии. Это странное дерево напоминает тонкую белую паутину, выходящую прямо из почвы. Почти все, кто разбирался в биологии, завидев буккерию немедленно уточняли: мол, почему ее называют деревом? Где же ствол? Последний, вместе с корнями, спрятался глубоко в земле. Наружу выстреливали только бесконечные изломы веток. Произрастая из общего центра, они десятикратно раздваивались, сплетаясь друг с другом в невообразимые узлы. Вместо листьев растение покрывал зеленоватый мох.
Осторожно шагая по узкой тропке, на которой мы едва умещались, Мелена, широко раскрытыми глазами изучала зелено-белое кружево. Я ненавязчиво придерживал ее, чтобы не наступила на влажную землю, промочив ноги.
- Буккерия, - я развел руки по сторонам: - Растет на Амлане - планете раграриев. У них вообще по-моему самая диковинная флора. Вот, идем, - потянул землянку чуть дальше. С узкой тропки мы вышли на небольшую шестиугольную площадку, с тем же плотным покрытием, вроде очень жесткой резины. Вокруг нее девятью лучами расходились в разные стороны посадки икленгов, овов, зербры и прочих диковинок земель раграриев. Ветви высокого кустарника икленга напоминали змей, соединенных между собой. Да еще и окраску меняли - снизу вверх. От земли шли толстые, извивавшиеся побеги розоватого цвета, с черными пятнами. Затем они плавно переходили в оранжевые, более тонкие, скрученные причудливыми узлами, с бело-черными кружочками. Еще выше ветки приобретали лимонный оттенок, а пятнышки мельчали.
Подобную хамелеоновую окраску придавали кустарнику иголки, настолько крошечные и мягкие, что, казалось, ветки обшиты дорогим бархатом.
Мелена разглядывала
- Икленги, - назвал я.
– Нижняя часть веток ядовитая, верхняя - полезна для здоровья.
Мелена повернулась в сторону овов.
- Овы, - махнул я рукой. Эти цветочки, не больше пальца размером, на тонких стебельках без листьев, поразительно смахивали на гуманоида, с закрытым руками лицом.
– Раграрии назвали их так из-за формы, - пояснил, сорвав фиолетовый бутон и протянув Мелене.
– в переводе с их языка - плачущий.
- Похоже, - выдохнула землянка.
- А это что?
– она смотрела на меня как на мудреца, ведающего устройством Вселенной. Наконец-то удалось произвести хорошее впечатление! Пусть даже неожиданно. Я знакомился с инопланетной флорой из чистого любопытства, не придавая этому особого значения.
- Зербра, - ответил, подведя Мелену поближе к высоким порослям, сродни земной осоке, акселерировавшей до человеческого роста. Впрочем, листья ее были мягкие, нежные. На планетах раграрий растения - одно ярче другого. По зербре шли волнистые полосы желтого, синего, белого и коричнево-красного оттенка.
– В засуху из нее выжимают сок и пьют.
…
Мы с землянкой бродили по рабочим тропкам оранжереи несколько часов. Если честно, совершенно потерял счет времени. Она то и дело тыкала в какое-нибудь растение, а я с упоением пояснял - что это и с какой планеты. С каждой четвертью часа Мелена общалась все более раскованно, позволяя приобнимать себя за талию, разворачивать к очередной диковинке. Подавала руку, чтобы перепрыгнуть массивные поливные шланги, что ветвились по дорожке и газонам. Хлопала по плечу, когда нравилась шутка.
Когда же мы добрались до искальды - (четырехметрового дерева, чьи ветки шкрябали потолок, не взирая на еженедельную стрижку, а обхват ствола - десять метров, если верить работникам оранжереи) - землянка позволила обнять себя и подсадить на ветку.
Долю секунды я наслаждался близостью Мелены. Не забывая держать ее вдоль бока - изменившиеся пропорции тела не должны задевать землянку. Однако подчинив плоть, сумел расстаться с теплом единственной.
Пока она восседала на бежевой ветке, держась за две других, повыше, я избавлялся от жара, охватившего тело. Мысли о холоде выручали прежде, но сейчас не особенно действовали. Зато куда лучше отвлекли расспросы Мелены. Она интересовалась размерами растения. Любопытствовала, почему листья у него трех разных форм: треугольные, овальные и удлиненные, наподобие лавровых.
- Когда-то это были три разных растения-симбиотов, - рассказал я.
– Ствол принадлежит дереву, ветки - кустарнику, у них даже ДНК другая, треугольные листья - подарок вьюна. Со временем они почему-то объединились и стали произрастать не рядом, а друг из друга. Поэтому ствол прибавляет по миллиметру в год, а ветки - по пятнадцать-двадцать сантиметров за день, - я намеренно использовал земную систему счисления, чтобы Мелене было проще представить.
Когда она спрыгнула мне на руки, прижалась всем телом, горячая волна окатила снова. Быстро поставив Мелену на землю, повел единственную дальше, в заросли эльбии. Кустарника с плоскими белыми ветками, будто сплющенными чем-то тяжелым. Шириной в ладонь они скорее напоминали листья. Последние же имели ярко-изумрудный цвет и закручивались в полые шарики…