Единственная для визиря
Шрифт:
Через несколько дней, её путешествие наконец закончилось. Её вывели из повозки и сняли повязку. Перед ней предстал дом, непомерно огромный, с роскошными коврами, вазами, статуями и ещё тысячей предметов, для которых она не знала названий. Дом был похож на целое селение, с садами, фонтанами, парками, полными огромных деревьев и душистых плодов. А всё это венчал решетчатый купол, через который проникало солнце. В доме было прохладно, в отличие от улиц Ирхана, на которых можно было умереть от жары. Желтолицый страж развязал ей руки, развернулся и ушёл, не сказав ни слова. Его шаги гулким эхом отражались от каменных стен дома. И тут ей по-настоящему стало страшно. В Тарсе такого дома-дворца не было, наверное, даже и у короля. Неужели её привели к повелителю? От этой мысли стало дурно, а ноги затряслись от слабости. Она осмотрелась по сторонам, как раненый зверь, надеясь найти место, в котором можно спрятаться. Но ничего. Она стояла посреди абсолютно пустой и огромной залы с несколькими дверями по бокам.
Амлон сделала шаг к одной из дверей, когда та распахнулась. Вошла женщина среднего возраста в традиционном ирханском то ли платье, то ли халате.
– Ох! – Она всплеснула руками. – Ещё одну привезли по мою душу.
Она говорила на тарсийском с сильным акцентом, но довольно хорошо. Стало легче. Хоть кто-то в этой стране говорил на родном языке.
– Пойдём, деточка, я приведу тебя в порядок.
– Это – дом повелителя? – дрожащими губами выговорила Амлон.
– Что ты? Аим с тобой! – Расхохоталась женщина. – Это дом моего сына. Хотя ты небось в своей деревне такой роскоши никогда и не видела. Конечно, откуда тебе. Пойдём. Я приведу тебя в порядок. Сегодня ешь, пей, отдыхай, а завтра предстанешь перед повелителем.
– А зачем я ему? – Амлон знала ответ, но всё равно спросила, пока эта большая добродушная женщина куда-то вела её темными анфиладами.
– Ты смеёшься? Повелитель любит красивых девушек. Самых лучших отбирает к себе в гарем, остальных – куда придётся.
– Но я не хочу в гарем.
– Какая же ты ещё глупая! – Вздохнула женщина. – В гареме красота! Роскошь, покойно, уютно, не нужно думать, как прокормиться и во что одеться. Повелитель следит за достатком каждой наложницы, сыта ли она, красиво ли одета, всего ли ей хватает. Наложницам, прожившим в гареме более десяти лет, разрешают выходить за стены дворца и даже дают свободу. Была бы я чуть помоложе, – мечтательно вздохнула женщина. – Ты просто поверь – быть наложницей повелителя, это лучшая участь, которая ожидает такую красивую девушку, как ты.
– Но я не хочу быть наложницей! – Упрямо повторила Амлон. При мысли об этом всё в душе переворачивалось. Не нужна ей эта приторная роскошь восточного сада, эти вкусные пряные блюда, эта вся роскошь и жар востока. Домой бы, в тенистый садик и чтобы отец с матерью и братишками были рядом!
– Ты упряма, как два икла! – Всплеснула руками женщина. – Упрямых повелитель не любит. Ему нужны покорные. Упрямым дорога туда, куда не приведи Аим попасть!
Амлон не стала спрашивать куда. Ей и так казалось, что Ирхан – самое страшное место из всех, куда можно попасть и при жизни и после смерти. Что может быть страшнее? И неужели если будет выбор между гаремом и улицами, она выберет гарем и бесчестье? Нет! Не приведи Всевышний ей так сойти с ума!
А женщина между тем привела её в купальню, раздела, заставила залезть в большую ванну, наполненную водой до краёв, дала каких-то солей и притираний и попросила отмыться как можно тщательней – завтра встреча с повелителем. Амлон послушалась. Она любила воду и холодную и горячую. Если бы можно было плавать всю жизнь, не выходя на сушу… Она закрыла глаза и вспомнила любимую деревню, отца, мать, братьев. Вода позволяла расслабиться и забыться ненадолго, чтобы не сойти с ума от отчаяния и осознания того, насколько она теперь далека от родины. Здесь, в Ирхане у неё нет ни родных, ни друзей, ни одного человека, который пожалел бы её. Даже вот эта, вроде бы, добрая женщина, искренне не понимает её горя.
После ванны женщина причесала ей волосы и заставила померить несколько платьев. Амлон вела себя как кукла, послушно разрешая надевать на себя всё, что нравится той. Правда, платья казались ей слишком уж открытыми, и она неуютно себя в них чувствовала, словно голая. А женщина вдруг всплеснула руками:
– Ох! Наконец-то я нашла платье под твои тёмные волосы. – И она с гордостью подвела Амлон к большому овальному зеркалу. Амлон удивлённо всмотрелась в него. И эта девушка в длинном голубом платье, едва перекинутом через плечи двумя ремешками и с пышными тёмными с красноватым отливом волосами – и есть она? Разве такое возможно? – Ты смотри-ка, какая красавица! Повелитель будет зачарован тобой! Пусть все знают, что причёсывала тебя и одевала старая Камиле! – И она гордо подняла голову.
Амлон вздохнула и отвернулась. Если повелитель будет в восторге, она обрежет свои волосы, перемажет лицо сажей и порвёт платье, лишь бы её не взяли в гарем. Но Камиле вилась вокруг неё, восторженно вздыхая и Амлон молчала, делая вид, что ей тоже нравится платье. Не хотелось обижать старую женщину. Она сделает завтра то, что хотела.
После примерки её отвели в комнату, полную странной диковинной пищи и ещё более странных фруктов. Она попробовала всего по чуть-чуть и поняла, что наелась. Тогда Камиле отвела её в маленькую комнату с кроватью посредине. Амлон услышала, как повернулся ключ в замочной скважине. Её оставили одну. Она осмотрела комнату. Ничего острого, никаких предметов. В комнате не было даже окна. Свет исходил из маленького зарешеченного отверстия высоко под потолком. Ей туда не добраться, не сбежать. Амлон залезла с ногами на кровать. Спать не хотелось. Что теперь делать? Как ей выбраться? За всю дорогу ей не представилось ни малейшего случая даже попытаться сбежать. Стерегли их очень хорошо. А сейчас она заперта в комнатке без окон, где нет даже мебели. Она осмотрела каждый уголок, заглянула и под кровать, но не нашла ничего, что могло бы помочь ей сбежать. Отчаянье захлестнуло с новой силой. Завтра её покажут повелителю и что бы он ни решил, её старой жизни придёт конец. Всевышний, не допусти этого! Амлон сжала зубы, чтобы не расплакаться и обхватила колени. Так она и сидела, иногда впадая в дрёму, пока за ней не пришла Камиле.
– Пора. Солнце встало. Повелитель ждёт тебя.
Амлон чувствовала своё тело, как будто оно стало вдруг чужим. Камиле одевала её, обувала, расчёсывала волосы, а у неё в голове билась одна мысль, что надо сбежать, это её последний шанс.
– Ну вот, теперь ты совсем красавица. Повелитель будет доволен тобой. Лучше даже чем вчера. Подожди, я принесу тебе притирания. Твоя кожа будет пахнуть так, что никто не устоит, – и прежде чем она успела возразить, Камиле выскользнула из комнаты.
Амлон огляделась. Перед ней стоял столик с различными инструментами, которыми ей подравнивали ногти и расчёсывали волосы. Она искала хоть что-то, хоть малейшую зацепку, чтобы если не помочь себе в побеге, то хотя бы изуродовать себя так, чтобы не понравиться повелителю. Что будет потом, она не думала. Главное – не попасть в гарем. Но ни ножниц, ни баночки с краской, чтобы вылить её на лицо или волосы она не нашла, только тоненькую и маленькую палочку, острую с обоих концов. Ею можно было пропороть дыры в ткани, но вряд ли возможно повредить кому-то. Но она на всякий случай спрятала её за поясом платья. Благо пояс ей подобрали широкий, расшитый красивыми блестящими камнями.
Когда Камиле вернулась, Амлон всё так же стояла, рассматривая причудливую мозаику на стенах. Ей втёрли в волосы и руки какую-то странную жидкость, которая пахла так, что у неё закружилась голова, а потом Камиле отошла оглядеть творение своих рук.
– Какая же ты красавица! – Восхитилась она. – Мне в твои годы далеко было до тебя. Только очень уж бледная. Ну да у вас страна суровая северная, солнышко, наверное, ты редко видела.
Амлон хотела защитить свой родной и любимый Тарс, но сдержалась. Слёзы наворачивались на глаза при одной мысли о родине.