Единственная любовь Казановы
Шрифт:
— А почему меня должно волновать то, что сказал архиепископ? — капризным тоном заметил Казанова.
— Ну, ты ведь вроде бы находишься в его ведении и должен следовать дисциплине… пока…
— Ох, не будем снова об этом. Дашь ты мне Дзордзе на две-три недели?
— Очевидно, придется дать, — нехотя согласился Марко. — А ведь только сегодня вечером все так тебя хвалили за то, что ты открыл в своей жизни новую страницу.
— Именно это я и собираюсь сделать, — бесстыдно заявил Казанова. — Новый фиговый листок.
Марко медленно покачал головой, словно врач, махнувший рукой на больного.
— Да неужели ты настолько безрассуден, Джакомо? Ты что же, не понимаешь, что произойдет, если будешь по-прежнему гоняться за женщинами? Ты просадишь все свои деньги, залезешь в долги, подерешься с кем-нибудь из-за нее на дуэли, потеряешь сон, заболеешь, архиепископ обо всем этом узнает и отлучит тебя от церкви или сделает что-нибудь в этом роде, что погубит твою карьеру и разобьет сердце старика Брагадина, а тогда уже некому будет тебя защищать или тебе помогать, и ты умрешь на виселице…
Выслушав поток этих мрачных пророчеств, Казанова расхохотался.
— Немного же ты оставляешь мне надежды, не так ли? Ах, но ты ведь не видел ее. Какие глаза, какие губы, какое прелестное тело и очаровательная пустая головка! Ну а кроме того, она меня жаждет — я чувствую это всеми своими фибрами, и, — это куда важнее — я жажду ее. А теперь будь умницей, пошли кого-нибудь за Дзордзе.
Получасом позже гондола без света, тихо, словно собственная тень, скользя по темной воде, бесшумно остановилась под окнами замка Лаурано. Ни легкий шелест волны, ни чье-то слово, ни движение на гондоле не нарушали тишину. Затем Казанова поднял руку — белые кружева манжета сверкнули в темноте, и по воздуху поплыла приятная сладострастная музыка, мелодия взлетала на легких крыльях к толстым ставням и древним стенам, кружась, точно серебристые мотыльки в темноте. «Ты прелестна, моя радость (казалось, говорила музыка), и ты знаешь это, и я знаю это, и я влюблен в тебя, а ты влюблена в меня, и мысли о тебе не дают мне заснуть, как и мысли обо мне не дают спать тебе». А затем — Казанова вздрогнул от неожиданности, хотя и знал, что предстоит, — вдруг раздался дивный голос, и закутанная фигура рядом с ним запела «Серенаду» Квирини, прелестный отзвук народной итальянской песни:
Спокойной ночи, моя дорогая. Верно, ты на пуховой перине Нежно клонишь головку ко сну; А я в реке из слез и мук, в долине Душой и сердцем вспоминаю ту весну. Спокойной ночи, моя дорогая. Спокойной ночи, моя дорогая, Засыпай поскорей, пусть уснет и Любовь, О ты, моя желанная, родная! Не бойся, сладко спи, и встретимся мы вновь, Прощай, я уезжаю, надеясь и страдая. Спокойной ночи, моя дорогая [35] .35
Перевод с ит. Л. Вершинина.
Тишина растекалась в ночи, накрывая и дворец, и канал, и длинная темная гондола заскользила прочь так же тихо, как и подплыла.
Но серенаду услышали:
граф Лаурано, которого она разбудила и который тихо ругнулся, поклявшись, что отрежет нос этим мяукающим дурням;
Розаура, которая еще не спала, когда пение началось, и, поняв, что серенада предназначена ей, теперь лежала в темноте и дрожала от мыслей, которые пение породило в ней;
служанка Розауры Марта, которая услышала серенаду сквозь сон и подумала: «Ну, наконец-то появился первый возлюбленный, а то ведь можно диву даваться, что у нее их не дюжина — такая молоденькая и красивая, к тому же богатая и с таким старым болваном мужем; ох, как бы я желала быть на ее месте, чтобы красивенький молодой господин захотел залезть ко мне в постель, и да благословят ее все святые, пусть молодые люди будут счастливы, пока есть любовь, а то ведь в могиле-то лежать будем долго…»
Такой уж у Казановы был характер, что поиски подходящего казино, где он мог бы принимать свою новую даму сердца, превратились для него не в обязанность, а в удовольствие. Где-то в паутине переулков между площадью Святого Марка и мостом Риальто Казанова нашел человека, которого сейчас мы сочли бы почтенным агентом по недвижимости, но который тогда считался весьма подозрительным типом. Дукаты и цехины, которыми позвенел перед ним Казанова, привлекли к нему все внимание агента, и тот предложил по крайней мере с полдюжины роскошных казино.
Проведя два чрезвычайно приятных часа в посещении всех этих казино, перемещаясь от одного к другому вместе с агентом на гондоле и набравшись такого множества скандальных сплетен об их бывших обитателях, какое он мог воспринять, Казанова снял дом, на котором сразу остановил свой выбор, как только услышал о нем. Комнаты были недавно отделаны в модном стиле рококо с легким налетом того, что именовалось тогда «китайской экзотикой». Портьеры — из генуэзской парчи, мебель — в изящном стиле восемнадцатого века с изгибами, повторявшими очертания женского тела, а фрески на стенах, выполненные талантливым художником, обучавшимся на Пьяцетте и эффектно использовавшим игру света и теней, изображали гибель Помпеи. Казанова явно не принадлежал к числу суровых эстетов, ибо еще большее удовольствие, чем все остальное, доставил ему альков с широкой и роскошной кроватью. Агент, человек, очевидно не отличавшийся строгой моралью и правдивостью, поклялся, что она была специально сделана для владелицы — некой синьоры графини, женщины необыкновенной красоты и беспутного нрава — и является точной копией той, что принадлежала его христианнейшему величеству французскому королю Людовику Благочестивому [36] .
36
Людовик I Благочестивый (778–840) — франкский император, получивший свое прозвище за покровительство церкви.
Оставалось решить весьма существенные проблемы — создать погребок и найти повара. Отпустив агента с подарком, чтобы он чувствовал себя счастливым до конца дня, Казанова отправился в торговый дом одного своего знакомого, который торговал также и вином. Там он провел приятный час, поглощая грибы, тушенные с сыром, и пробуя разные вина в маленькой темной комнатенке, примыкавшей к большому погребу, где стояли чаны, бочки, бутыли и бутылки. Запасшись вином, пожалуй, в большем количестве, чем требовалось для интрижки такого рода, Казанова занялся главной проблемой — поисками повара. Не будучи человеком ученым, он достаточно внимательно читал классиков и знал, что Венера особенно благосклонна, когда ее поддерживают Церера [37] и Вакх.
37
Церера — богиня полей, земледелия и хлебных злаков.
Это занятие Казанова тоже превратил в удовольствие: когда к нему приходили повара, он немало забавлялся, выслушивая их россказни, профессиональную похвальбу и видя явное отсутствие скрупулезности в отношении чужой собственности. Казанова не колеблясь остановил свой выбор на французе по имени Блез, который, во-первых, произвел на него впечатление своим высоким лбом, за которым наверняка (как решил Казанова) скрывался недюжинных размеров мозг, необходимый для хорошей кухни, и, во-вторых, рекомендациями, которые подтверждали, что Блез многие годы служил у бывшего английского посла, и в которых его последний chef de cuisine [38] восторженно отзывался о нем, как о un bee fin [39] и un beau retrousseur de jupes [40] . Звучало это вполне убедительно и производило приятное впечатление, но окончательное решение Казанова принял после следующего диалога.
38
Шеф-повар (фр.).
39
Человеке с тонким нюхом (фр.).
40
Великом мастаке задирать юбки (фр.).
— Вы совсем не говорите по-итальянски? — не без удивления спросил Казанова (после того, как провел всю беседу по-французски).
— Нет, мсье.
— Сколько же вы здесь прожили?
— Восемнадцать лет.
— Что?! И за все это время даже не начали изучать язык?
— Ах, мсье, — ответствовал Блез с неподражаемой наивностью, — какой же смысл учить язык народа, у которого нет своей cuisine [41] ?
Дав Блезу пару цехинов и велев ему приготовить легкий ужин, Казанова вступил во владение своим казино, который он намеревался время от времени оживлять смехом Розауры и ее поцелуями. Конечно, Казанова отдавал себе отчет в том, что агент в этот самый момент докладывал одному из бесчисленных правительственных шпионов, кто снял казино; знал он и то, что о каждом посещении жены графа Лаурано будет доложено Триумвирату. Однако это мало его тревожило, так как он знал, что Триумвират не считал адюльтер опасным для государства, если только это не было связано с политикой, что, безусловно, никоим образом не относилось к Розауре, хотя, видимо, имело какое-то отношение к Анриетте…
41
Кухни (фр.).