Единственная женщина на свете
Шрифт:
– Вот и я голову ломаю. Может, есть нечто такое, о чем ты предпочитаешь помалкивать?
– Нет, – подумав, ответила я.
– Точно?
– Точно.
Версия следователя строится лишь на моих показаниях, а подтвердить свои слова я ничем не могу. Вот что беспокоит сестру. Знала бы она, как это беспокоит меня.
Наталья Фоминцева жила в спальном районе. Панельная пятиэтажка с застекленными балконами, которые напоминали большие скворечники. Подъезд без домофона, ремонт здесь последний раз делали лет двадцать назад.
– Это ее квартира? – спросила я Агату.
– Снимает.
Мы поднялись на второй
– Нам сюда, – кивнула Агата на эту самую дверь и принялась по ней барабанить.
Из-за обивки стук особенно внушительным не получился, я подумала, а не пнуть ли дверь ногой, и тут она открылась. На пороге стояла девушка в спортивных штанах с пузырями на коленках и очень короткой маечке. Мы смогли лицезреть пупок, украшенный тремя бусинами. Волосы у девушки темные, стриглась она коротко, под мальчика. Лицо приятное, но какое-то невыразительное.
– Привет, – сказала Агата. – Нам нужна Наташа Фоминцева.
– А вы кто? – хмуро поинтересовалась девушка.
– А ты? – последовал встречный вопрос.
– Соседка, – девушка еще больше нахмурилась.
– Наталья дома?
– Она плохо себя чувствует. Вы родственники или знакомые?
– Родственники. Близкие.
Девушка вдруг предприняла попытку закрыть дверь, но я этому воспрепятствовала.
– Да кто вы такие? – возмущенно спросила она.
– Объяснили ведь, свои, – с улыбкой заявила я. – Родня приказала: вперед на мины, мы по сто грамм для храбрости и в атаку.
– Чего? – растерялась девушка.
– Где Наташа? – вздохнула я.
– Вот ее комната, – с обидой сказала девушка, ткнув в дверь со стеклом, завешенным шторкой в горошек. – Она сама не своя. Второй день лежит, в стенку уткнувшись. И молчит. Мне на работу надо, а я боюсь ее оставить. Вы правда ее родственники?
– До чего молодежь пошла недоверчивая, – посетовала Агата и распахнула дверь в комнату.
Комната была совсем маленькой, метров одиннадцать. Я посмотрела на старые стулья, стертый пол, выцветшие занавески на окнах. Либо Берсеньеву все равно, где живет его возлюбленная, либо она не хотела принимать его помощь. Хотя был еще вариант: сюда она переехала после разрыва с ним. Возле стены стоял диван, занимая большую часть комнаты. Поначалу я увидела лишь подушку и плед в клеточку, фигура девушки с трудом угадывалась под ним. Девушка то ли спала, закутавшись с головой, то ли просто не желала реагировать на окружающих. Ее соседка протиснулась в комнату следом за нами и теперь позвала не без робости:
– Наташа…
– Ты иди, – сказала ей Агата. – Мы тут по-семейному потолкуем.
– А вы ей ничего не сделаете? – спросила девушка.
Агатка закатила глаза.
– Не сожрем же мы ее.
– Мы вегетарианцы, – сообщила я на всякий случай, видя, что Агаткин ответ собеседницу отнюдь не успокоил, скорее наоборот.
Потоптавшись немного, она вышла, но осталась стоять возле двери, должно быть, прислушивалась. Агатка села на стул, взглянув на него с сомнением. Я предпочла подоконник. Сестрица вертела головой, я насвистывала. Никто никуда не торопился.
Наконец плед был отброшен в сторону, и показалась девичья головка. Волосы льняного цвета до плеч, веснушчатая мордашка со вздернутым носом. Глаза покраснели от слез, оттого девушка казалась похожей на кролика. Маленького, несчастного и абсолютно беспомощного. Только извращенный мозг мог выдать идею, что подобное создание спланировало убийство.
– Твою мать, – брякнула Агата, которую, должно быть, посетила та же мысль. – Что скажешь? – повернулась она ко мне.
– Скажу, что рожать пора.
– Тебе или мне?
– Обеим. Материнский инстинкт зашкаливает.
Девушка между тем села, вытерла нос ладошкой и спросила:
– Вы из милиции?
– Из сопредельной конторы, – ответила я, а Агатка добавила:
– Я адвокат.
– Чей? – испуганно пролепетала Наташа.
– Могу быть твоим.
– Зачем мне адвокат? Вас Сережа прислал? – стоило ей произнести это имя, как слезы полились сплошным потоком.
– Сережа – это Берсеньев? – спросила я.
Она дважды кивнула.
– А чего ревешь?
– Он… я… что мне теперь делать?
– Откуда нам знать, если ты ничего не объясняешь. Расскажи, в чем проблема, потом вместе подумаем, что делать.
– Он меня бросил, – заикаясь, произнесла она.
– Так ведь это было несколько месяцев назад. Ты что, с тех пор и ревешь? – Я подошла и протянула ей носовой платок. Она вроде бы его не заметила. Я вытерла заплаканную рожицу и подмигнула.
– Где вас черт свел? – сердито спросила Агата.
Этот вопрос и меня интересовал. В каком месте пересеклись пути этой девчушки и преуспевающего бизнесмена, оставалось загадкой. Худенькие плечи, ключицы торчат, грудь как у подростка. Рожица скорее забавная, чем симпатичная. Приходилось признать, что Берсеньев оригинал. Милкина обида теперь понятна: променять ее на девчушку школьного возраста…
– Где вы познакомились? – спросила я, решив перевести вопрос с Агаткиного языка на общедоступный.
– С Сережей? – вздохнула девушка. – В магазине. Возле кассы. Он за мной стоял. А мне денег не хватило. Кассирша товар пробивает, цифры прыгают, я вижу, что денег не хватит, а сказать стыдно. Я со скидкой все считала, а они пишут одно, а потом выходит совсем другое. Я хотела коробку яиц назад вернуть, а она упала и разбилась. Тетка стала возмущаться, а я… хотелось сквозь землю провалиться.
– И тут вмешался Берсеньев, – подсказала я.
– Ага. Он сказал, что не ее дело замечания делать и вообще… высказываться. И заплатил за меня тридцать четыре рубля.
– И тем пленил ее сердце, – пробормотала Агата.
Девушка, увлеченная рассказом, этого не услышала. Я легонько пнула сестрицу, это подействовало на нее благотворно, в ближайшие пять минут она хранила молчание.
– Я дождалась, когда Сережа из магазина выйдет, и сказала, что деньги верну, как только получу стипендию. А он сказал «обязательно» и засмеялся, а потом предложил меня подвезти. И дал свой номер телефона, чтобы я могла позвонить, ну, чтобы деньги вернуть. Я все думала о нем, думала… и звонить боялась. Вдруг он меня уже забыл? Но деньги-то вернуть надо, и я позвонила. Я сказала, что звонит Наташа, и он сразу понял, кто я. И обрадовался. Вовсе не из-за денег, тридцать четыре рубля для него пустяк. Это он мне потом сказал. Мы встретились возле «Кругозора», вечером. Я долг вернула, а он говорит: «Давай я тебя мороженым угощу». Там кафе рядом, и мы пошли. А потом он меня домой отвез. Дождь начался, мы сидели в машине возле подъезда и разговаривали обо всем на свете. На следующий день он позвонил, и мы стали встречаться. В кино ходили, в зоопарк, иногда в кафе. Сережа говорил, что меня надо переводить на усиленное питание, потому что сквозь меня стены видно. А потом…