Единственное желание
Шрифт:
Своя аудитория была конечно же, но она была мала и не представляла особой угрозы для устоявшегося режима. Но те немногие которые прислушивались к голосу разума и речам Джека с Илаем были несокрушимы. В какой-то степени они также были сектантами. Только вот вели они свои дела не где-то в лесах и заброшенных полянках а прямо в центре города. Даже в центре столицы.
– Дамы и господа в прямом эфире вещает радио свободы! Единственное оставшееся радио не обработанное клеветой «СЛУЖИТЕЛЯМИ ЦЕРКВИ ПРОСВЕТЛЕНИЯ», сегодня… состоится «ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ, САМЫЙ ЛУЧШИЕ ДЕНЬ В ГОДУ» … – и наступила
Но закончить данную речь было не суждено. Дверь в студию проломали и несколько карателей вошли внутрь. Не было разговоров и каких-либо предъявлений. Джон получил удар по голове дубиной, а Илая схватили и за ноги поволокли по полу.
– О нет… нет, нет, нет! Отпустите меня… отпустите пожалуйста! – Илай пытался сопротивляться, пытался брыкаться, но шансов у него примерно столько же как у лягушки попавшей в желудок цапли, а может даже и того меньше.
Джон пришел в сознание достаточно быстро, точнее гораздо быстрее, чем он сам того ожидал, но боль в голове не позволила ему предпринять, что-либо. А даже если и позволило бы, то, что он мог бы сделать?
– Я спасу тебя друг мой! – Джон попытался встать, но голова кружилась, сильно кружилась, и у него не осталось иного выбора кроме как упасть обратно.
Впервые за последние пятнадцать лет Джоном овладело чувство утраты. Чувство которому он не мог предоставить ничего, а ведь даже если и смог бы? Что бы он сделал? Выйти на с лозунгом свободы он не может. Повесят, во имя Авадона. Попытается донести свои мысли людям? Распятие на кресте… ВО ИМЯ АВАДОНА!
Что оставалось делать? Попытаться все сделать самому! А потом вот как быть? Может все-таки послать к чертям собачьим и бежать от сюда? Сделать это пока, что реально. Ну как реально? Границу пересечь реально, а многие будут даже счастливы.
– НЕТ! – Джон закричал во всю силу, которую позволяла ему кровоточащая голова.
Он понемногу терял сознание, но пытался не допустить этого. Он знал куда ведут Илая, и хотел, что-то предпринять. В голове еще отчетливо находились воспоминания о жене и сыне, которых распяли двенадцать лет назад на главной площади. И распятие это было не необычным.
– Авадон требует крови! Крови грешников, которые посмели осквернить его светлое имя! – Джонсон стоял на площади и махнув рукой приказал поднять жертв на кресты.
Третье сентября двенадцати летней давности стали роковыми. Палачи в серых рясах держа цепи обмотанные вокруг шеи жены и сына, подвели своих жертв к крестам и достав молотки принялись вбивать гвозди к в руки и ноги своих жертв.
– Грешники… имеющие наглость осквернять нашего покровителя прольют кровь и отдадут жизнь во имя его! Так помолимся же брать и сестры! – говорить «сладостные речи» Джонсон умел, да еще как.
А вот дав возможность, что-либо сказать своим жертвам он не позволял. Жертвам вырвали языки, а для пущей осторожности, так сказать, что бы даже не могли издавать звуки зашили рот металлической леской, само собой, не обработав раны антисептиком, а и зачем? Забив последний гвоздь, увы не в крышку гроба, кресты начали поднимать.
– Да воцарится мир во имя твое Авадон! Славься… славься наш владыка. – Джонсон приподнял свои руки к небу. – Так возвысим же нашего покровителя! – он был хорош стоит признать, очень хорош.
Толпа ликовала и радовалась. Толпа получила зрелище. Толпа получила кровь. А Джонсон тем самым временем истерически улыбался, чувствуя свое превосходство. Чувствую свою власть, которой он пользовался в своих корыстных целях. Стоит ли говорить насколько это омерзительно было смотреть здравомыслящему человеку, а именно Джону! Который так же был прибит к кресту, но только с другой стороны площади, и находился немного выше над толпой, чтобы видеть! Что бы видеть все. Все, что позволял себе умалишенный коротышка, который ко всему прочему еще и состриг свои волосы.
А тем временем кресты развернули. Не знаю к чему это было сделано, но есть смелое предположение, это было сделано для того, что бы доставить жертвам еще большие страдания, можно подумать, что обычного распятия мало?
– Молитесь братья и сестры! Молитесь! – Джонсон уже не сдерживался в своих движениях и выражениях.
Он начал бегать по сцене и прыгать от счастья. Ему все это нравилось, он чувствовал превосходство, но только вот он не учел одного, что в тот самый день он сотворил себе врага.
А время все шло. Джон не мог приблизиться к своей семье. У него уже началось истощение организма. А раны сделанные гвоздями начали гноиться. Но какого же было жене и сыну? Они же еще и перевёрнуты. А Джон даже представить этого не мог, но провисел достаточно для того, чтобы дождаться их смерти.
После смерти ему даже не позволили похоронить родных. Их даже не сожгли. Их просто кинули на площадь и спустили собак, которые быстро обглодали тела тем самым оставив только кости, которые забросили в дробилку.
И только всего этого Джона сняли с креста, и, что самое удивительное даже отнесли в больницу, точнее в то, что от нее осталось. Но врачи сделали то, что ему так было нужно. Его спасли и залатали. Раны промыли, а гной выдавили и вымыли.
Но они дали ему надежду на то, что теперь он мог бы осуществить месть, а она была бы страшна. Только вот время шло, ничего не получалось, даже расшевелить народ и то не выходило. Единственный человек которому Джон доверял это был Илай, но его сейчас уволокли на центральную площадь и готовили к распять в честь ежегодного жертвоприношения.
А Джон сидел облокотившись на стену и не мог подняться от гудения и чудовищной боли в голове.
И вот началась очередная речь Джонсона.
Глава 3
Боль в голове начала проходить, а вот ощущения от удара нет. А если быть точнее, то не ощущения, а последствия. Проведя правой рукой по затылку Джон почувствовал рассечение. Повернув голову, он заметил отвалившийся кусок штукатурки.
Приятного было мало, очень мало, да оно и понятно. Теперь помимо раны, стоит заметить, что не самой приятной, возможно могло появиться и заражение. Или не заражение, хотя кто знает, что может случиться с организмом, когда в него попадает куски песка и цемента, а ведь даже и не куски, а маленькие частицы этой смеси.