Единственный ребенок
Шрифт:
Распрощавшись с оперативниками и направляясь к выходу, Сонгён чувствовала, что стала ненамного ближе к живому, дышащему Ли Бёндо – не к тому Ли Бёндо, что заперт в папках уголовного дела.
Едва она вышла на улицу, как ее остановил начальник отдела тяжких преступлений.
– Вот пытаюсь решить, сказать вам или нет… Но, если вас не затруднит, хотелось бы попросить о помощи.
– Да, конечно, чем смогу. Какой именно помощи?
– Честно говоря… Есть еще несколько эпизодов, которые до сих пор не раскрыты. В его доме оставались
– Выходит… вы хотите сказать, что были еще жертвы? Но в полицейском отчете говорится…
– Он молчит, как рыба, и мы ничего не можем от него добиться.
Получается, что миру известны лишь те эпизоды, которые подтверждены его собственным признанием.
– Не знаю, станет ли он говорить, но, может, у вас получится набрести на какие-то зацепки, когда будете с ним общаться. Буду очень благодарен, если поделитесь услышанным.
Сонгён поняла, к чему он ведет. «Висяки» никогда не хоронят наглухо. Как знать – вдруг кто-нибудь из тех, кто погиб от рук Ли Бёндо, до сих пор лежит брошенным где-то на том холме? Это вполне может быть один из тех людей, чьи лица сейчас смотрят на них с доски «Пропал человек» у входа в отдел, перед которым они сейчас стоят.
– Хорошо. Я позвоню, если получится что-то выяснить, – пообещала она.
– Спасибо.
Когда Сонгён съезжала с развязки возле станции метро «Индонвон», ливень вдруг прекратился, как отрезало. А может, туча зависла только лишь где-то между районами Садан и Индонвон. Нигде не было и следа сильного дождя, словно Сонгён оказалась в совершенно ином мире. С неба вновь ослепительно сияло солнце.
Ведущая к следственному изолятору дорога была такой сухой, что повсюду висела пыль.
Подъехав к главному входу тюрьмы, обсаженному покачивающимися на ветру деревьями гинкго, Сонгён припомнила недавний разговор с директором Ханом в офисе ассоциации. Тот попросил ее обязательно заскочить к нему перед встречей с Ли Бёндо.
– Ну как, помогли материалы? – поинтересовался он.
– Да, спасибо. Наверное, было непросто собрать всё так с ходу…
– Аналитический комитет провел кое-какую предварительную работу перед беседой с ним, когда его направили в изолятор после суда. Так что все было готово.
Сонгён уже приходилось слышать про аналитический комитет, в состав которого входили психологи, криминологи и специалисты по психоанализу из различных университетов, сформированный научным отделом Национального полицейского управления десять лет назад. Входили в него и ряд членов психологической ассоциации, в том числе и директор Хан. Обычно этот комитет организовывал беседы с осужденными преступниками для глубоких исследований в области особо тяжких преступлений, включая серийные убийства.
– Учитывая то, что происходило во время ареста и позже, по-моему, у него есть много чего рассказать про свои преступления, – заметил директор.
Но, в полную противоположность его ожиданиям, Ли Бёндо тогда так и не дал согласия не только на серьезное исследование, но и даже на простую беседу. А вот теперь почему-то выделил Сонгён и сам вызвался пообщаться с ней.
– Касательно всего этого в аналитическом комитете был целый диспут, – сказал Хан.
– Да ну?
– Мне хотелось бы еще раз у вас спросить: вы точно никаким боком не пересекались с Ли Бёндо?
– Как я уже говорила по телефону, все, что мне о нем известно, – исключительно из прессы. Я никогда не встречалась с ним лично.
Директор Хан секунду смотрел на Сонгён, потом кивнул.
– Я тоже так думал. Это как раз то, чего опасаются в комитете.
В ответ Сонгён бесстрастно посмотрела на него, не совсем понимая, что он имеет в виду.
– Вы с ним незнакомы, но он-то отлично знает, кто вы такая. И тот факт, что он выбрал именно вас, означает, что в голове у него не одна только беседа на психологические темы, – объяснил Хан.
Подозрение и тревога, которые после его звонка она сознательно затолкала поглубже, опять вылезли наружу.
– И что же еще, по-вашему, у него может быть на уме? – поинтересовалась Сонгён.
– Ну… То, чего мы не узнаем, пока вы с ним не встретитесь, так ведь? Я позвонил вам, несмотря ни на что, поскольку это может быть единственным шансом услышать про его преступления непосредственно от него, и… – Директор задумчиво почесал лоб, после чего продолжил: – Если мы выясним, почему он выбрал и даже потребовал именно вас, то, может, лучше его поймем.
Сонгён поняла, что он пытается сказать.
Да, сама она не знает Ли Бёндо, но он откуда-то знает ее.
Было неясно, что в ней привлекло его внимание, но он настолько хотел встретиться с ней, что решил наконец открыться. Уже только одного этого было достаточно, чтобы понять: на Сонгён у него явно есть какие-то планы.
– Мы не знаем, что может произойти при данных обстоятельствах, но я уверен, что вы со всем отлично справитесь. Неважно, какие у него намерения, – просто постарайтесь, чтобы он не добился своего.
Директор Хан посмотрел на Сонгён, как на маленькую девочку, стоящую на берегу реки. Совершенно непонятно, что там, в этой реке. Насколько она глубока, какая опасность таится под ее гладкой поверхностью… Он мог лишь надеяться, что Сонгён в полной безопасности доплывет до намеченной точки и благополучно вернется назад.
Сонгён вдруг испугалась, что не справится с этой задачей. Но она едва ли не лучше всех остальных понимала, что обратного хода нет. Возможность побеседовать с таким типом, как Ли Бёндо, – редкостная удача. Да, определенный риск есть, но если она будет вести себя осмотрительно, то не угодит ни в какую ловушку. «Все у меня получится», – повторяла Сонгён про себя.