Единственный свидетель(Юмористические рассказы)
Шрифт:
— У меня уж семафор на тот свет открыт был, а Григорий Евгеньевич, спасибо ему, не пустил!.. «Постой, говорит, Иван Никанорович, не торопись, я, говорит, жезла тебе не вручу».
Григорий Евгеньевич сидел в президиуме в новом, стеснявшем его черном костюме, клок седых волос «петухом» стоял у него на макушке, а лицо было совершенно несчастным от конфуза. Когда ему предоставили слово для ответа на приветствия, он встал и долго не мог начать говорить, только открывал и закрывал рот.
Возможно, что он так бы ничего и не сказал, если б не строгий окрик его жены, Маргариты Львовны.
Она сидела в первом ряду и, видя смущение мужа, волновалась ужасно. Ее могучий бюст, затянутый в добротный шелк, ходил ходуном, а губы шевелились, будто она мысленно произносила за юбиляра его речь.
— Григорий! — не выдержав, громко, на весь зал, вдруг сказала Маргарита Львовна. — Возьми себя в руки! Не волнуйся!
В зале засмеялись. И тогда, взглянув на сердитое лицо жены, Григорий Евгеньевич овладел собой, заговорил. И сказал умную и хорошую речь.
Маргарита Львовна вообще считала, что ее слабохарактерного мужа затирают. Ей казалось, что Григорий Евгеньевич не умеет «показать себя», не умеет, когда это надо, сказать нужное слово, не заводит полезных знакомств и что поэтому его «не замечают наверху».
— Другой на твоем месте давно бы ходил гоголем! — внушала мужу Маргарита Львовна, вкладывая в эту фразу особый смысл.
— Милочка, но я-то тут ни при чем, — оправдывался доктор.
— Почему ты не добился, чтобы твой портрет напечатали в городской газете?
— Милочка, не мог же я сам явиться в редакцию, снять шапку и сказать: «Люди добрые, напечатайте мой портретик по случаю юбилея».
— Местком твой должен был снять шапку. Я знаю одно: если бы свой юбилей справлял доктор Шушаков, его портрет обязательно напечатали бы, да еще вместе с женой. А ты — остался на бобах!
— Ну ладно. На чем остался, на том и остался. Я тут ни при чем.
Вскоре после празднования юбилея Григория Евгеньевича в город приехал ответственный работник дорожного здравотдела, известный профессор, влиятельный человек.
Он обследовал больницу, и случилось так, что застрял в городе на срок несколько больший, чем предполагал. А тут подоспел первомайский праздник, и Маргариту Львовну осенила блестящая идея.
— Ты должен пригласить профессора к нам на праздник, — приказала она мужу.
— Милочка, это неудобно. Я с ним знаком поверхностно. И вообще…
— Очень удобно! Человек один в чужом городе. Он будет рад. А тебе полезно.
— Вот поэтому-то мне и противно его приглашать, что это полезно.
— Микстуры тоже бывают противные, а все-таки их пьют, потому что они полезные, — внушительно сказала Маргарита Львовна.
— Но я-то ведь здоров, — ответил доктор. — Зачем же мне принимать внутрь профессора… то есть, это самое… противную микстуру?
— Григорий, не заставляй меня кричать на тебя. Пожалей мое сердце!
— Ну ладно, ладно, приглашу.
— Завтра же, Григорий!
— Хорошо. Но имей в виду, что я принципиально против этого приглашения. Я заявляю тебе свой протест. И вообще… я тут ни при чем!
На следующий день Григорий Евгеньевич заехать в гостиницу к профессору не успел, а утром 30 апреля позвонил жене по телефону из больницы. Между супругами произошел крупный разговор.
— Милочка, понимаешь, какая история… Ты только не сердись… Его уже пригласили, оказывается.
— Кого его?
— Ну, в общем, профессора… Доктор Шушаков его пригласил.
— Я так и знала! А ты где был?
— Я тут ни при чем. Он его еще вчера пригласил.
— Вот видишь! Я же говорила, чтоб ты вчера к нему поехал.
— Я вчера не мог, ты же знаешь. У меня была операция, а потом меня в горсовет вызвали на заседание… Я тут ни при чем!
— Разиня, разиня!.. Из-под самого носа вырвали профессора!
— Милочка, я прошу тебя…
— Отстань! — вдруг взвизгнула Маргарита Львовна. — Мне противно говорить с разиней, который… не щадит мое сердце!
Она резко положила телефонную трубку и ушла к себе страшно расстроенная. Еще бы! Теперь профессор уедет, и Григория Евгеньевича по-прежнему будут затирать. Ах, разиня, разиня!..
До самого вечера Маргарита Львовна просидела одна в своей комнате и даже не подходила к телефону. А звонили почему-то часто, и это еще больше раздражало Маргариту Львовну. Когда домашняя работница сказала ей, что звонили от доктора Шушакова, Маргарита Львовна не выдержала, выпила валерьянки и легла в постель.
Григорий Евгеньевич вернулся домой, как всегда, ровно в семь часов вечера. Он вошел в комнату жены и смущенно остановился у порога.
— Что вам нужно? — скорбно сказала Маргарита Львовна.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил доктор.
— Отвратительно!
— Милочка, неужели ты так расстроилась из-за этого пустяка?
— Я расстроилась потому, что вы беспомощный человек и разиня. Ну, конечно, мне было бы приятно, если бы известный человек, с орденами и связями, сидел бы за моим первомайским столом, а не за шушаковским. Понимаешь? И тебе, разине, это полезно, полезно!.. Понимаешь?
— Милочка, один человек с орденом все-таки будет сидеть за твоим столом!
— Ты пригласил диспетчера Коникова?
— Нет.
— Петра Степановича?
— Нет.
— Кого же?
Не отвечая, доктор протянул жене свежий номер центральной газеты.
Маргарита Львовна прочитала то, что нужно было ей прочитать, и лицо ее сразу залила краска, а глаза помолодели и засияли.
— Гришенька, дорогой мой… — залепетала она. — Как же это?.. Почему же это?..
— Не знаю, милочка, — сказал Григорий Евгеньевич, — я тут, ей-богу, ни при чем!