Единственный вдох
Шрифт:
– Да, он врал, много врал. Но то, что он любил тебя, – правда.
Ева так давно хотела это услышать. Внутри будто ослабла связанная в тугой узел тревога. Несмотря на все, он любил ее.
Сол резко встает, бормочет, что идет попить, и его тяжелые шаги затихают внутри дома.
Зря Ева расспрашивала обо всем при Соле, и все же благодаря словам Дирка ее брак снова кажется настоящим событием из прошлого, а не призрачным воспоминанием.
Возле уха жужжит комар, Ева отмахивается. Берет со
– Солу сейчас тяжело, – говорит Дирк. – Трудно терять родного человека, особенно если расстались так нехорошо.
– Я знаю про их вражду.
– Два упрямых осла, черт побери! У меня от их ссоры сердце разрывается. А ведь когда-то были не разлей вода. Сол, может, и забыл об этом, но я нет. Видела бы ты их на фотографиях: рыбачат на пристани, прячутся в укромных уголках, катаются на серфе – везде вместе.
– Хотелось бы посмотреть, – говорит Ева.
– Правда? Ну, тогда я поищу.
Дирк достает из кармана рубашки лекарство, вытряхивает на ладонь две таблетки обезболивающего. Глотает их, запивая водой, потом отставляет стакан и кладет локти на стол.
– Знаю, Джексон натворил дел. Хотя он ужасно поступил с тобой и Солом, не надо плохо о нем думать. В глубине души он был хорошим парнем – и брата своего любил, очень сильно. Сол оборвал все связи, даже имя его слышать не хотел, а Джексон постоянно интересовался: чем Сол занимается, куда ездит, счастлив ли он. Пусть Джексон не извинился, но свою ошибку осознал.
Оркестр сверчков вдруг замолкает, словно дирижер опустил палочку. Внезапная тишина давит – может, уши заложило? Через секунду сверчки вновь вступают.
– Солу вот не нравится, когда я говорю про Джексона. Однако я старею, Ева, я осознал это, когда был в больнице. Не хочу, чтобы Сол жалел о прошлом, как я, хорошего в этом мало. Лучше бы простить Джексону все его ошибки.
– Не мне решать.
Ева и Дирк оборачиваются: в дверях стоит Сол. Выражения лица не разглядеть – падает тень.
– Не мне решать. Простит ли Ева обман? Простит ли Кайл уход отца? То, что было между нами, – ерунда. Может, я и забуду об этом, может, уже забыл. Но я не стану помнить лишь добро только потому, что он умер.
Дирк качает головой.
– Ладно тебе, сынок. В душе Джексон был…
– Хорошим? Прости, если расстрою тебя, пап, – и тебя, Ева, тоже, – но Джексон был обманщиком. Он всем врал, всех подвел. Как можно взять и бросить собственного ребенка?
– Все не так просто, – тихо возражает Дирк. – Ты многого не знаешь.
– Так расскажи мне. – Сол спускается на террасу. – За все это время ты едва ли произнес имя матери, а теперь вдруг опомнился, решил поговорить о наших чувствах… А о ней не хочешь поговорить? – повышает он голос.
Дирк с трудом сглатывает.
– Ты прав. Я не мог говорить об этом, потому что от одного ее имени в груди у меня все разрывается. Думал, надо поставить точку, забыть – так будет лучше, – но почему-то не вышло, да? Сколько раз ты поднимал меня с пола по ночам. – Дирк меняет позу, слегка вздрагивает и уже более мягким тоном добавляет: – Прости меня, за все прости. Наверное, сейчас уже ничего не изменишь, но я хочу для тебя другой судьбы, Сол. Я понял это, вернувшись на Уотлбун. Взгляни в глаза своим демонам, иначе они победят. Хочешь узнать о брате больше? Хочешь узнать, как он посмел бросить Кайла, просто взять и уйти?
– Хочу.
После паузы Дирк продолжает:
– Джексон узнал, что Жанетт лгала ему. Кайл – не его сын. В самом начале их отношений она крутила с каким-то парнем из Таруны. Это он отец Кайла, а не Джексон.
– Почему ты раньше не сказал?
– Джексон просил не говорить. Не хотел, чтобы об этом знали, – он ведь любил Кайла, – вздыхает Дирк. – Теперь его тревоги вряд ли имеют значение.
Шлепая босыми ногами по деревянной террасе, Сол спускается в залитый лунным светом сад, идет по мокрой от росы траве, по твердым и холодным каменным ступеням, которые ведут к заливу, и наконец выходит на пляж – стопы проваливаются в мягкий песок.
Он стаскивает с себя футболку, расстегивает джинсы. Отбрасывает одежду и бежит в воду, ныряет на небольшую глубину; от холодной хватки воды сводит мышцы. Сол энергично плывет вперед, шумно выдыхая ртом.
В центре бухты резко становится глубже, до дна метров тридцать – здесь Сол и останавливается. Делает вдох – грудная клетка высоко поднимается, – наполняет легкие кислородом и ныряет.
Темная вода окутывает его покровом ночи, все мысли отступают.
Он погружается туда, где снуют рыбы, раздувая жабры и помахивая плавниками; проплывает мимо рифов, где замерли морские ушки, покачиваясь вместе с течением; кожи просвечивающими, будто призрачными, щупальцами касаются кальмары.
Над ним струится серебристый лунный свет, зовет к себе, и Сол плывет к нему.
Он ложится на спину на поверхности воды, широко раскинув руки, любуется усыпанным звездами небом. Не стоило бросать отца с Евой, но слушать дальше не было сил. В душе зарождались такие чувства, о которых Сол прежде не знал.
Всем заметно, как страдает Ева из-за обмана Джексона. За это Сол ненавидит брата, но сегодня он понял: несмотря ни на что, она по-прежнему его любит. И, наверное, всегда будет любить.
Дирк остается сидеть у дома, а Ева уходит к заливу, прогуливается вдоль берега. Воздух почти соленый на вкус, из леса тянет землистым запахом.
На песке разбросана одежда. Ева разглядывает темное море, пытаясь увидеть Сола. Улавливает какое-то движение – вроде бы лунный свет выхватил на поверхности руки. Ева садится рядом с его вещами и ждет. Прислушивается к плеску воды: небольшие волны накатывают на берег, затем едва слышно, плавно отступают вместе с песком и ракушками.