Единство государства
Шрифт:
– Я ничего не знаю, - произнёс наконец мудрейший.
– Точнее не скажешь. Но ведь надо что-то делать!
– Мы найдём решение, друг мой.
– Я знал... Знал, что Мроз и Килма копят силы и могут нанести удар. Сколько лет я пытался предупредить мудрейших, что враги живого вернутся.
– Да, Вейкко, я помню наши многочисленные беседы. Но о чём ты говоришь сейчас?
– Державный князь обезумел, он предал веру своих прародителей и принёс клятву чужим богам. Много лет я предупреждал, что Хлад вновь захочет вернуть отнятую у него Эпоху Падения. Что храмы должны готовиться к борьбе. Но даже я не мог предположить,
– И как же?
– Разве ты не видишь? Мроз и Килма захватили разум Лесьяра Строгова, самого уважаемого и влиятельного человека в Рустовесской державе. Он служит вовсе не Элаю. Он стал слугой самых лютых сил. Мы должны немедленно выступать.
– Подожди, друг мой. Куда ты собрался выступать? Не спеши!
– Не спешить? Да уже почти поздно! Хлад пожрал душу Лесьяра Строгова. Князь действует не своим умом. Если не выступить против него немедленно, то он уничтожит Благую веру, храмы Пресветлых богов, Рустовесскую державу и всё живое. Его руками Мроз и Килма вернут мир в новую Эпоху Падения. Как ты мог поставить свою печать и одобрить подобное безумие?
Вопрос заданный предельному князю прожёг воздух вокруг мудрейшего. Чернек в своей жизни видел многое. Участие в битвах и походах научило его подчинять людей своей воле. Его твёрдый голос мог отправить тысячи взрослых мужчин рисковать своей жизнью в сражении. И они пошли бы в битву нисколько не усомнившись в приказе произнесённом устами князя Озерова. Но сейчас владыка Старогулья впервые почувствовал себя мышью, неожиданно оказавшейся на открытом месте под взглядом быстрого голодного кота. Сидевший напротив него мудрейший заставил своего друга подавиться готовыми возражениями.
– Ответь, Чернек, как так получилось, что ты одобрил безумства державного князя своей печатью и подписью?
Предельный князь Суломатья не знал чем оправдаться. Вейкко неумолимо притягивал его взгляд. Но посмотрев на друга, Чернек Озеров моментально отводил глаза, словно обжигаясь. Как будто мудрейший был раскалённым углем. Коричневые зрачки главного хранителя храма Юма и Живы нагревали воздух в комнате, делая зал Большого совета невыносимо душным. Ещё никогда глава Дома Озеровых не чувствовал себя таким мелочным и ничтожным человечком, которого заставляют держать ответ за совершённый им низкий позорный поступок.
– Послушай, - наконец произнёс Чернек, - у меня не было выбора. Лесьяр Строгов мой господин и я обязан выполнять его приказы. Давай я сейчас распоряжусь и нам принесут по чаше хмельного мёда.
Вейкко вскочил со скамьи и Чернек поймал себя на том, что его сильное тело сжалось и невольно отпрянуло назад, словно котёнок на которого замахнулись ладонью, чтобы ударить.
– Какой ещё мёд, друг мой? Как ты можешь думать о хмельных напитках, когда Мроз и Килма уже покусились на то, чтобы захватить всё живое в свои лапы? Нужно немедленно поднимать восстание против Лесьяра Строгова!
– Какое ещё восстание?
– опешил Чернек.
– Пока не поздно, нужно собрать войска всех храмов и предельных князей, привлечь крепких мужчин со всех земель и сословий и немедленно выступать на Древгород. Ты ведь пойдёшь вместе со мной?
– Вейкко, послушай...
– Ты идешь со мной?
– Я... Я не могу поднимать восстание. Это будет предательство. Я клялся Лесьяру Строгову в верности. Мы вместе воевали.
– Неужели ты стал союзником зла, Чернек? Если державный князь взялся уничтожить Благую веру и жизнь, значит ты свободен от всех клятв.
– Я клялся ему в верности у Чёрного кургана. Вся Рустовесская земля была тому свидетелем.
– Он уже не тот человек, что принимал твою присягу. А в прочем не важно, плевать на тебя! Храни верность тому, чьим разумом владеют Мроз и Килма. А я немедленно поеду в храмовое держание. Да! Я выступлю с Храмовой дружиной, подниму людей, подниму все города. Ты всегда сможешь присоединиться.
Вейкко решительно направился к выходу.
– Но ты же не воин!
– Зато воины пойдут со мной.
Опустошённый Чернек осел на скамью, на то самое место, где только что сидел мудрейший храма Юма и Живы. "Плевать на тебя!" - крутилось в голове предельного князя. Эти слова старого друга поразили его больнее, чем копьё киврийского пехотинца, что девятнадцать лет назад пробило его кольчугу и вонзилось в правый бок, оставив глубокий шрам на всю жизнь. Что сейчас будет делать мудрейший? Особенно в том настроении в котором он выбежал из зала Большого совета. Сомневаться не приходилось. Сейчас ворвётся в казармы Старшей дружины, начнёт с дикими воплями будить своих латников, кричать о восстании, священной борьбе, растормошит дружинников Чернека. От шума проснётся пристав Тайной стражи Лавр Крутов, услышит о мятеже, натравит на Вейкко своих головорезов и пойдёт бойня. Во имя Юма и Живы, за что это всё свалилось на его голову? Что делать в таком положении предельному князю? Он не может позволить тайным стражникам убить его друга в своём собственном доме. Но напав на прихвостней Лесьяра, он немедленно станет мятежником. Все рати Строговых, Клыковых, Булатовых и Волковых двинутся против него. Как быть?
Предельный князь разбудил свою жену. Улада поставила на стол перед мужем большой стеклянный кубок до краёв наполненный хмельным мёдом. Затем ласково дотронулась до его седеющих волос и тихо спросила:
– Что случилось, любимый?
– Не твоё дело, женщина, - резко оборвал жену Чернек Озеров.
– Пошла вон отсюда!
Улада спокойно удалилась в опочивальню. Никакой обиды за столь грубые слова она не испытывала. Улада была мудрой женщиной, очень хорошо знавшей своего мужа. Сейчас он накричал на неё, ничего не сказал. Но через пару дней успокоится, сам поведает обо всём, что случилось и даже попросит её совета. Правда, извинений можно не ждать. Такой уж он человек, её супруг, уже тридцать лет правивший Суломатьем.
Чернек молча отхлёбывал сладкий пьянящий мёд и вслушивался в то, что происходит на улице. Было очень тихо. Когда кубок опустел не четверть, князь Озеров расслышал доносившуюся с улицы лёгкую суету. Никто не кричал, не шумел. Опытным ухом Чернек определил, что происходит. Несколько десятков человек в полном порядке и спокойствии выводили своих коней из стойла. Доносились негромкие команды. Через некоторое время послышался скрип открываемых ворот его резиденции. Сотня конных латников направилась прочь из города. Похоже, что Вейкко оказался умнее, чем думал про него Чернек. Мудрейший всерьёз решил поднять восстание, а не просто покончить жизнь самоубийством, устроив неравный бой в Старогулье. Может надо было выступить вместе с ним? Кубок опустел наполовину.