Еду в сад
Шрифт:
Картина шестая
В доме у Лики. За столом Лика, Михал Михалыч, который задремывает, Нета и Люба.
Лика. Вашу дачу на Сорок втором километре занял доктор Еремченко.
Нета. А наша библиотека тоже (машет рукой) сгорела.
Люба. Нам ничего не надо. Когда ничего нет – и не о чем жалеть, и нечего отбирать. Мы последние люди, у нас нет ничего.
Лика. Господи,
Нета. Кто был ничем, тот станет всем.
Люба. Ты нас спасла. Когда сосед майор Барков рассек маме топором голову, ее спас доктор. Маму перевязали бинтом, она лежала настоящая красавица, как в короне. Белоснежный бинт. Мы белого на себе ничего не видели много лет. Доктор держал ее за руку и не отпускал. Барковы совершенно распоясавшиеся бандиты.
Лика. Это где?
Нета. Это в Уфе. Он кричал, что мы им в примус подливаем воду.
Лика. А ваша Катя хорошая, добрая, несчастная. Она скиталась здесь с девочкой, снимала койки, углы. Она попала в больницу, звонит нам, мы забрали к себе ее Лору, на время, так она украла у Олечки в десять лет цветную бумагу. Тоже ведь, знаете. Сорок восьмой год. Правда, небольшой кусок, но от шоколада, со звездами. А Лора как раз жила у нас и так и не созналась. Олечка плакала страшно, деда ее утешал. Тоже ведь бедные дети, все бедные. Всего лишены были.
Люба. Бумажку потом нашли?
Лика. Бумажку нашли всю какую-то изодранную. Дети, что с них взять. Катя вышла из больницы, а Лорочка от нас уже три дня как убежала, жила у себя на койке у хозяев. Ужасно. Мы так и не поддерживали с тех пор связи, смешно говорить. Я думала, Катя вам помогает.
Люба. Лорочка не могла украсть. Со злости она могла изорвать. Не та семья, не та порода. У Лорочки в детстве был даже американский домик с кроваткой, из Америки привез Илья. А Лорочке было три месяца, она эту кроватку сосала.
Нета. Сын Ильи тебя любил, Илья на это рассчитывал и подарил кроватку.
Люба. Володька?
Нета. Но у них у всех был туберкулез.
Лика. Счастью детей я никогда не препятствовала. Когда мы спрятали Эру после ареста ее матери, немецкой коммунистки, помните? Вы этого не знали. Мы ее выдали за домработницу и прописали.
Нета.
Люба. А я все думала, почему Володька не нравится маме. Она говорит, они все семья перерожденцев. А у них был туберкулез, оказывается. И тут их взяли.
Нета. Я же и сказала, конечно, перерожденцы. Я была права в ста процентах.
Входит Эра, она неестественно улыбается.
Эра. Саша только что сообщил, что уходит от нас. Он приезжал, оказывается, взять свои вещи.
Лика. К кому он уходит?
Эра. Там врач.
Лика. Она интересная? За полгода, правда, и посторонний столб покажется интересным, но это пройдет. У него это проходит.
Эра. Видимо. Она беременная.
Лика. Эра, она кошка! Она самка! Она никто!
Входит Саша с двумя чемоданами. Эра, прислонившись к стене лбом, глухо стонет.
Эра, дочка, я с тобой! Она гулящая дрянь!
Входит Оля, беспомощно стоит рядом с отцом.
Саша, объясни мне! Объяснись.
Саша. Олечка, я тебя взять не могу. Там у нас комната… восемь метров в бараке. Стройка. Я ушел в отставку, меня ушли, вернее. Я разнорабочий. Рая медсестра. Я живу у нее. Меня пошлют на курсы сварщиков.
Оля. Мама, что ты слушаешь, не слушай. (Обнимает Эру.)
Саша. Надо колоть дрова, топить печку, носить воду из колодца. Ты не сможешь. Это север.
Оля (плача). Мамочка, только не плачь! Я буду все делать.
Саша. Вам я ничего не должен, я оставляю вам всю пенсию.
Эра. Но твоя мать, она же твоя мать!
Саша. Ты всю жизнь ей угождала, угождай и дальше.
Лика. У меня есть дочь и внуки, это счастье! Только не бросай уж ты меня, моя доченька единственная. (Рыдает.)
Саша, мотнув головой, уходит вон с двумя чемоданами.
Эра (задыхаясь). Придут эти двое никому не нужные из садика. Хорошо, что у них короткая память.
Лика. Они пережили смерть дедушки… Переживут, ничего, и это. Эра, пойдешь работать. Дедушка умер… вот беда… Вадим Михалыч умер.
Михал Михалыч (просыпаясь). Я был его брат. Самые лучшие слова, какие только можно выразить.
Лика. Михаил, устрой Эру на работу. Она инженер.