Еду в сад
Шрифт:
Татьяна. Но крышу-то крыть – ты ж слышала, четыреста рублей. Во торгашиха-то, не понимаю. Ты восемьдесят, а мы по двести восемьдесят?
Валера. Другие бы взяли шестьсот. Но для своих…
Ира. Я не понимаю… Вы по двести… А я двести сорок, да сколько человек в одной комнате?
Светлана. Крыша-то общая! И твоя тоже!
Ира. Почему моя-то!
Валера. Так дело не пойдет. Девочки, сбрасываемся! По рупчику! А то палатка прикроется! Мы с Татьяной уже внесли четыре.
Ира.
Валера. Ира! Ты гордая! Ты будь проще!
Татьяна. Этот туалет Валера своими руками сбил восемь лет назад, и туалет уже на соплях. Ты ведь у хозяйки? Она обязана дать куда ходить.
Светлана. Да нет, какой разговор, пожалуйста, ходи. Смотри не завались только вместе с ним.
Ира. У Федоровны нет ничего. Она говорит, ходи в курятник. А там такой петух…
Валера. А-а! Васька? Выклюет что надо и не надо.
Ира. Я его боюсь. (Сидит, повесив голову.)
Валера. Девочки, разговор задерживаете! Палатка закроется!
Светлана. Короче. Надо жить, жизнь подскажет.
Ира. Сначала ваши мальчики избивают моего Павлика, да? Это они держали его в воде, снимали с него трусы. Он после этого и заболел.
Светлана. Сейчас я приведу их, и мы узнаем, кто у кого что снимал. Сейчас, сейчас. (Выходит быстрыми, крупными шагами, вся красная.)
Входит Фёдоровна, несет в руках пузырек.
Фёдоровна. Вот настойка сладкая, как ты просил, Валерик.
Валера (берет). Ну! Грамм сто пятьдесят!
Фёдоровна. Алтейного корня настойка. (Протягивает свою десертную ложку.)
Валера (кочевряжась). Так. Натрия бензоат. Натрия гидрокарбонат. Теперь все сплошная химия. Капли нашатырно-анисовые. Анисовые есть такие, знаю. Грудной эликсир. Зачем? Сироп сахарный. Хрен с ним.
Фёдоровна тянет ложку.
Так… (Нюхает). Дрянь какая-то. Ничем не воняет. Сюрприз моей бабушки. Эх, понеслась! (Выливает из горлышка в рот.)
Татьяна. О! Воронка-то!
Валера (опомнившись). Это что было?
Фёдоровна. Дети даже пьют. Ничего. Да ты много принял. Там написано по десертной ложечке. (Вырывает пузырек у Валерия из рук, выливает остаток на ложку.) Вот так принимают! (Пьет с удовольствием, вытирая рот рукой.)
Валера (стонет). У-у-у, гадость! У-у-у!
Фёдоровна. Она хорошо действует, сейчас будешь хорошо харкать.
Валера.
Фёдоровна. Отхаркивающее.
Валера. Мамочка! (Опрометью вылетает за дверь.)
Фёдоровна. Всю аптечку ахнул.
Татьяна. Куда опять с кошельком-то? Сейчас последние два рубля выдаст.
Фёдоровна выходит посмотреть, что с Валерием.
Ира. Танечка, как жить, когда совершенно одна на свете. Никто, никому не нужна. Вы пришли, я думала, мириться. Сестры называется.
Татьяна. А ты?
Ира. Я одна. У меня никогда не было ни брата, ни сестры. Сыночек есть.
Татьяна. У вас же мама.
Ира. Мама! Это такая мама…
Татьяна. У меня бы мама здесь была, я бы этого (кивает на дверь) тут же бы погнала. Она когда приезжает с Сахалина, в доме праздник, тепло, светло, дом! Она вышла замуж, и их послали. Нет у меня теперь мамы.
Ира. Если бы! Если бы у меня было так!
Татьяна. Мама! Это первое слово, которое произносит человек, и последнее…
Ира. Меня моя мама ненавидит. Не любит.
Татьяна. Ну не надо так, я не люблю такие вещи. Значит, такая дочь. Мама – это мама. А я сразу поняла, какая ты. Ты цепкая.
Ира. Цепкая, что и говорить. Цепляюсь за жизнь.
Татьяна. Можете мне не жаловаться. Мать нас рожает в муках, воспитывает, кормит. Что еще. Стирает на нас. Все, что мы сейчас делаем. Да и работаем. Чтобы я когда-нибудь подумала, что я Антошу ненавижу! Да я все пальцы у него на ногах перецеловать могу! Я всех ради него задушу!
Ира. Я тоже всех передушу ради Павлика. А тогда вам будет понятно, если вашего сына начнут топить.
Татьяна. Бросьте жалкие слова.
Ира. Если вашего Антона под воду, а?
Обе разозлились.
Татьяна. Кто тебе эти глупости наврал? Сам небось твой Павлик. Купался до посинения, вот и придумал.
Ира. Двое на одного.
Татьяна. Он у вас как взрослый, ничего детского. Читает! Читали читаки, писали собаки. И учтите, ему же первому всегда будет доставаться. Вот запомните.
Ира. Ладно, иди отсюда. Шалавая.
Татьяна (сидит понурившись). Дождь собирается, вот проклятье. На восьмой год жизни. Лето надо провести на воздухе. Как назло, Антон всю зиму болел воспалением легких. Этот дурак давай его холодной водой обливать, убить его надо. Антон два месяца болел, два месяца я сидела за свой счет. Я в больницу его не отдала, мама звонила – умри, а не отдавай в больницу. У нее первый ребенок, мальчик, его в больнице уронили. Был бы у меня старший брат. Пусти Антона, Ира!