Эдуард Стрельцов. Памятник человеку без локтей
Шрифт:
Доходили до ворот – и начинали мудрить.
Не могли принять окончательного решения, когда по ним бить.
«И вот, – рассказывал Эдик, а я записал (и литзаписчик, помогавший делать книгу Яшину, процитировал потом, надеюсь, с яшинского ведома, этот рассказ в мемуарах вратарских), – иду я с мячом вдоль линии штрафной. Лёва, как всегда, стал смещаться.
А вся защита двинулась за мной.
Кузьма остался сзади, за нами не двинулся (с таким партнером всегда знаешь, что он в той или иной ситуации сделает, абсолютно ему доверяешь
И мягко так откинул пяткой – мыском же здесь не сыграешь, правда? – мяч Кузьме.
Он прямо и влепил в „девятку“ динамовских ворот.
Я к нему бросился, говорю: „Вот так только можно Лёве забивать“. Во втором тайме Яшин расстроился и уже сам ошибся.
С тех пор я и почувствовал, что пяткой дела делать можно, но с умом, конечно…»
А я лично полюбил Яшина за ответ в интервью, которое взяли у него для десятого номера еженедельника «Футбол».
Еженедельник стал выходить с мая шестидесятого года.
Первый номер еженедельника открывался интервью с вратарем сборной. И среди стандартных вопросов закрался вопрос по западному типу – о любимом блюде.
Яшин ответил: «Омар под майонезом», добавив, что лучше всего готовят его во Франции. И не объяснишь сейчас, в чем уж такая революционность ответа.
Хрущев, например, неизменно отвечал иностранным журналистам, что любит борщ – и правда любил.
И Яшину по заданному для пролетарского голкипера стереотипу лучше было назвать, допустим, картофель или что-нибудь такое же простое и кондовое.
Но Лев в зарубежных поездках полюбил омара под майонезом – и не захотел это скрывать.
Стрельцов (опять же едва ли не единственный из футболистов) никогда не жаловался и не обижался на своих тренеров.
Обиделся слегка, может быть, только на самого последнего в своей футбольной карьере.
Но об этом речь впереди.
А так он даже Михаилу Иосифовичу Якушину, отчислившему его из сборной – с необязательным ударом по самолюбию великого игрока, – никаких «предъяв» спустя годы не делал.
Не новость, что тренеры всего чаще конфликтуют со звездами. Но Стрельцов с тренерами никогда не конфликтовал – и, однако, умудрялся находиться от них в минимальной зависимости.
Получал от них не то чтобы карт-бланш, но задание, не заставлявшее его изменять своим привычкам.
Перед сезоном пятьдесят шестого года (сколько, однако, памятных событий на этот год приходится!) тренером московского «Торпедо» был назначен Константин Иванович Бесков. Но в пятьдесят шестом у Константина Ивановича не было никакого тренерского имени. А репутация выдающегося футболиста для «Торпедо» была несколько подпорчена тем, что играл он за «Динамо». Лестно, конечно, но все равно – не свой, а вместо своего.
Тем более что вроде бы наступал черед Маслова – Деда всегда прежде возвращали после неудач сменщика.
Но Маслова оставили старшим тренером в ФШМ – и довольно скоро все убедятся, что работа Виктора Александровича в футбольной школе сослужит «Торпедо» лучшую из возможных служб.
Пока же автозаводскому клубу приходилось примириться с начинающим тренером Бесковым из «Динамо».
День рождения Константина Ивановича приходится на позднюю осень, и в «Торпедо» он пришел, когда ему и тридцати пяти не сровнялось.
По завершении карьеры игрока устроен Бесков был в общем-то совсем неплохо. При сложившихся у них взаимоотношениях с Якушиным Михей не захотел брать Костю себе в помощники. Зато Качалин позвал его вторым тренером в сборную. Что бы для начала могло быть лучше?
Но самолюбие Бескова в роли второго страдало.
Когда выиграли в Москве у чемпионов мира – немцев, разве связывал кто-нибудь этот успех с участием в тренерском штабе вчерашнего динамовского лидера?
Вторые тренеры не выигрывают матчей.
Правда, когда за поражение увольняют старшего тренера, совсем необязательно немедленно лишают работы его помощника. Однако, как правило, во втором тренере старший тренер хочет видеть преданного себе с потрохами работника.
Качалин – опытный человек и тоже родом из «Динамо» – вряд ли ждал от Бескова особой преданности. Возможно, Гавриил Дмитриевич и видел в нем полезного советчика – в сборной все же черновой работы поменьше, чем в клубе.
Второй тренер не может позволить себе роскошь порассуждать вслух, не превращаясь в оппонента старшего. Но и при очень сильном воображении не представишь тридцатичетырехлетнего Константина Ивановича у кого-то на подхвате – если даже разрешили бы ему иметь собственное мнение.
Бесков понимал, что у Качалина опыта побольше, чем у него. Только принимал ли он всерьез опыт работы с «Локомотивом»?
Как истинный динамовец, тем более динамовец – премьер и корифей, он презирал «Локомотив» и не думал тогда, что ему и железнодорожный клуб предстоит тренировать.
В тренерской работе Константина Ивановича заведомым препятствием становилось то обстоятельство, что он с неуклонной динамовской репутацией приходил варягом в большинство из доверяемых ему клубов.
Но не априорная ли отчужденность сделала его самым профессиональным из отечественных тренеров?
Я с большой – до бестактности – настойчивостью расспрашивал и Бескова, и Валю с Эдиком о сезоне, когда их таланты объединились (точнее, могли бы объединиться) под торпедовским флагом.
И слышал весьма уклончивые ответы – чувствовалось, что ни тренеру, ни игрокам особого удовольствия воспоминание о попытках давнишнего сотрудничества не доставляет.
За прошедшие годы они пришли к однозначно высочайшей оценке друг друга, что Бескова с Ивановым все равно не вполне примирило (они ведь еще и возглавляли конкурирующие в более поздние времена команды), а Стрельцову тема не представлялась такой уж интересной. И потом, он в гораздо большей степени, чем Константин Иванович и Кузьма, умел сознавать себя виноватым, но, как и они, предпочитал вслух ни о чем подобном не говорить.