Эдуард Стрельцов
Шрифт:
Он это знал. Мы — нет. Зато у нас большое преимущество: мы можем наслаждаться сделанным им и такими, как он. В самом деле, такое поле присутствует и в творчестве живописца, режиссёра, оператора, прозаика, поэта. И Стрельцов, свободно входящий в перечисленный ряд, далеко не всегда задумывался о тактическом рисунке следующего футбольного поединка. И это ещё мягко сказано. Потому что футбольное поле не отпускало его. Непрерывно, без перекуров и застолий, голова вынуждала трудиться тело. Что и подводило безжалостно к тяжкому понятию под названием творчество. Ведь мало ли, что сам слабый человек захотел. Непознанная природа заставляла (желал он того или нет) мыслить и действовать в тех же обстоятельствах, что и все остальные. При этом раз за разом получалось, что понимали-то его немногие.
Сравнение с шахматами уже использовалось. Повторюсь с удовольствием: гроссмейстер видит всю доску, Стрельцов — всё поле. Но на газоне-то — вечный «блиц»! Тоже думать надо, а некогда. К тому же футбол — игра коллективная.
Это-то Эдуард Анатольевич осознавал особенно. Проще сказать: он всегда помнил о необходимости командной победы. Кто поставит заключительную точку — дело второе. Важнее другое: собраться, разогнуться, разбежаться, пересечься нужно наиболее комфортно для своих и наивозможно неудобно для чужих. Для чего и необходимо «видеть поле» в динамике — с вероятными смещениями, перестроениями, рывками, остановками, ведением, коли надо, мяча, а также обводкой, если она так уж необходима.
Перечисленное богатство вариаций Стрельцов сознавал практически идеально и, что поражало видавших виды специалистов, — очень быстро. Молниеносно. И непостижимо. А. П. Нилин передаёт слова Эдуарда про эпизод матча с «Черноморцем» 1965 года: «Валя (Иванов. — В. Г.) меня после игры ругал, что же не отдал ему мяч, когда он в шести метрах сзади был — и совсем свободный. Я ему: “Кузьма! Ну неужели я тебя не вижу? Просто понадеялся, что сам забью”». Далее Александр Павлович весьма точен: «Вот это “неужели я тебя не вижу” в рассказе, где партнёр был за спиной (и на изрядном расстоянии! — В. Г.), объяснило мне про Стрельцова больше самых специальных комментариев и разборов...»
И правда — как ему это удавалось? Он-то сам прямо и просто объяснил тому же собеседнику: «Но в футболе у меня будто глаза на затылке прорезывались. На поляне я всегда всё видел: кто где находится, о чём сейчас задумался. Мне пас дают, а я уже успел посмотреть и решить даже, кому сейчас сам отдам мяч...»
Здесь у нас два попутчика наметились.
Прежде всего, Пеле, с которым Эдуарда Анатольевича так часто сравнивали. Некоторые «потерпевшие» после поединка с великим бразильцем утверждали, что он доподлинно видит происходящее сзади. Потому что глаза у трёхкратного чемпиона мира особо устроены, так вращаются здорово — могут за спину своему владельцу заглянуть. Обзор выходит — полные 360 градусов.
На то и бразилец, и русский — великие футболисты. Как и К. И. Бесков: ведь, по сути, бывший наставник Стрельцова в книге «Игра нападающих» декларировал то, что большинство форвардов, к сожалению, не понимают до сих пор, а Эдуард понимал изначально: думать о продолжении атаки нужно до получения мяча, а никак не после.
Но задумать, увидеть и прочувствовать — мало. Надо и воплощать. И в этой связи не разумнее ли довериться снайперскому инстинкту? Сказал же известный форвард нулевых годов: «Бил, бью и буду бить!» Причём народ его от души поддержал. А ставшие сегодня наставниками прекрасные нападающие 70—80-х годов, обладавшие, бесспорно, отличной ударной техникой, чётко высказываются: форвард должен быть в известной мере эгоистом. Поэтому раз подворачивается минимальный момент для «выстрела» — нужно его незамедлительно использовать. Да и верно: отечественный игрок частенько пасует даже тогда, когда напрашивается завершающий «укол».
Только отчего так случается? А оттого, что российский исполнитель попросту не обучен технически. Пробить-то он и не против, однако побаивается: вдруг не попадёт или мяч сорвётся. Нет, лучше уж ответственность переложить на партнёра, занимающего менее перспективную позицию. Тут ни о каком «видении поля» говорить не приходится.
Мы же благополучно возвратимся в славный 1963 год. В прошлой главе было сознательно пропущено повествование о состоявшемся 23 июля матче с «Черноморцем». Здесь — время к нему вернуться. Итак, вспоминает А. Р. Галинский (цитируется по книге П. А. Васильева и О. А. Лыткина «Гвардия советского футбола»): «Первый гол Стрельцов забил со штрафного... Это волшебство мне не забыть. Мяч был положен примерно в восемнадцати метрах от ворот и почти прямо против них. Одесситы выстроили стенку, прикрыли левую от голкипера сторону. Стрельцов разбежался и ударил. После чего мяч исчез из поля зрения. Где же он? Судья побежал к воротам. И тут, наконец, все увидели мяч. Он лежал в сетке у левой стойки. Но ведь мяч над стенкой не пролетал? Значит, каким-то образом он её обогнул — сбоку, снизу?»
В автобусе, возвращаясь в гостиницу, Эдуард Анатольевич раскрыл «тайну» Аркадию Романовичу: «Одесситы стенку построили неважно, поскольку дальний от вратаря угол был не совсем закрыт. Я подумал, бить надо туда прямо, с подъёма, а главное — быстро, как только судья отойдёт. И уже стал разбегаться, когда стенка сдвинулась и закрыла стойку, видно, Разинский (тогдашний голкипер моряков, тоже олимпийский чемпион. — В. Г.) подсказал. Словом, шансов никаких, но не останавливаться же! Вот на ходу и решил резать по самому краю мяча и как можно сильнее да стопу навалить покруче». И под конец — типично стрельцовское: «Ну ещё, наверное, подфартило: может быть, стенку они всё-таки недотянули». Да уж: «повезло, подфартило, случайно это, бывает иногда и т. д.» — добродушию этого человека можно лишь позавидовать.
Мы-то понимаем, что тут не фарт. А шедевр. И вообще: тяжко действовать против игрока, который выверенное решение меняет за доли секунды. Почему у него получается? Потому что он блистательно владеет ударами и с подъёма, и с носка, и «шведкой», и «щёчкой», и резаным, и кручёным — всеми футбольными ударами. При этом исполняется всё с разной степенью силы и скорости, но всегда неприятно и нежданно-негаданно для соперника. И напоминаю: это 63-й год, он пять лет был оторван от тренировок. Плюс к тому создаётся стойкое впечатление: он рад не одному голу — ему сладко рассказывать о процессе. Футбол для него — прежде всего игра. В которой много хитрости, изящества, остроумия. Чего большинство и не замечает.
...Об игре Стрельцова пяткой написаны чуть ли не тома. Я же попробую передать собственное, непосредственное впечатление. Просматривая очередной фильм об Эдуарде Анатольевиче, вдруг, честно признаюсь, оторопел. Когда он ту фирменную «пятку» продемонстрировал. Так как футбол смотрю часто — повидал массу разных исполнений и исполнителей. И скажу следующее: процентов на семьдесят я, зритель, предвижу будущее телодвижение игрока. В принципе, и сам футболист недвусмысленно транслирует всем: сейчас вы увидите суперприём! Исполняется... ну, не впервые, конечно, но я так его представлю, что забудете моих предшественников! Затем следует всем видимый замах и пас — вправду пяткой — на радость комментаторам и части публики. Как же, человек сделал это? Сыграл, значит, по-стрельцовски. Есть, правда, и другой вариант: крайнего нападающего подзажали в углу поля, и он вынужден с отчаяния, будто копытом, отбросить мяч назад. Ничего, его тоже похвалят: не уступил в борьбе. И опять иногда Эдуарда Анатольевича вспомнят всуе.