Её чудовище
Шрифт:
– Придется сделать тебя вдовой, – буднично сообщили мне.
И смеяться перехотелось. Плакать, однозначно плакать.
– Так что, где муж? – с жутковатым энтузиазмом поинтересовался Барон, критически оглядывая кухню: не иначе искал, где спряталась его жертва.
– Нет его, – поспешно открестилась я от несуществующего супруга и, как следствие, скорой смены статуса на безутешную вдову. – Незамужняя я.
– Рад слышать, – сказано это было вроде как даже искренне. – Позволишь?
Сковороду он у меня отобрал, взвесил в руке, проверяя убойноспособность, остался доволен и бережно положил ее
Запястье мое продолжали сжимать прохладные пальцы, и это сильно нервировало.
– А теперь перейдем к главному, – грубо дернув меня к себе, почти впечатав в свое тело, Барон неожиданно нежно попросил: – Не бойся. И постарайся не вырываться.
Постарайся не вырываться… Х-х-хороший совет, ничего не скажешь.
– А нельзя как-то по-другому из меня жизнь тянуть? – пробормотала я, покорная его руке, запрокинув голову, но старательно отворачиваясь от прохладных губ. Я не вырывалась, как меня и просили, но и безропотно мириться с происходящим не собиралась.
– Можно, – выдохнули мне в висок, – но зачем отказывать себе в маленьком удовольствии?
Ответить на это мне было нечего.
Я стояла на холодном полу, в одной ночной рубашке, прижатая к самому настоящему чудищу, утратив возможность даже просто отвернуться – запутавшиеся в моих волосах пальцы Барона надежно фиксировали мою голову. А этот улыбался.
– Ты же добрая девочка. Ты хотела мне помочь, – мягко напомнил он, и тусклые отсветы тонкого полумесяца горели в его зрачках.
– Ошибку свою осознала и во всем раскаялась. Правда! Больше никогда и никому не буду помогать! – обережное кольцо предостерегающе нагрелось, по ободку скользнула одинокая искра.
Тихий смех был моей наградой за честность.
Барон склонился ко мне, с жутковатым голодом прижавшись к моим губам. И тут же отпрянул, тихо ахнув.
– Это еще что такое было? – возмутился он, но я, чувствовавшая только теплое дыхание и легкое прикосновение к своим губам, точно не могла ему ничего объяснить. Не дождавшись ответа, он выдохнул. – Хорошо, попробуем еще раз.
Я не сопротивлялась, мне и самой было интересно, что случится. Не просто так же он от меня отшатнулся…
Барон повторно склонился ко мне, прижался к губам, дернулся и тут же отстранился. Ругнулся непонятно, попытался еще раз. И его еще раз тряхнуло.
И только тут до меня начало доходить…
– То есть бычья кровь и защитный контур вас не сдерживают, а магия ведьм – очень даже? – задумчиво пробормотала я, и… да, каюсь, голос мой дрожал от едва сдерживаемого ликования.
Улиса уделала самого Полуночного Барона.
– Повтори-ка, – угрожающе потребовал он.
И я, разумеется, промолчала, ругая себя за то, что вообще рот открыла.
– Значит, не хочешь говорить? – он был раздражен, но не зол и вместо того, чтобы свернуть мне шею и напиться всплеском посмертной силы, разжал объятия и, теребя кончик моей косы, внимательно смотрел. Просто смотрел, и все.
И пусть выглядело это жутко, но… я вполне могла это терпеть. При ближайшем знакомстве Барон оказался совсем не таким страшным, как о нем говорилось в легендах.
Чудище то еще, конечно, но было в нем что-то неуловимо человеческое…
– Послушай меня, моя строптивая прелесть, все ваши глупые обряды с животной кровью призваны успокоить вас. Меня не собьет со следа и не остановит на пороге размазанная по косяку свиная кровь. И зарытый под порогом палец мертвеца тоже. Но я понимаю ваши попытки защитить себя и принимаю их, а знаешь, чего я никогда не приму? – он говорил, и с каждым словом голос его становился все глуше, чтобы взорваться тихим, угрожающим рычанием в момент, когда я меньше всего этого ждала. – Что мою собственность попытаются у меня забрать!
Я вздрогнула, отшатнулась и тут же была схвачена, сжата и впечатана в невменяемого психа. Правильно говорят о Высших – умом они тронулись. Рожденные смертью этого мира, вышедшие из разлома, они просто не могли быть нормальными.
Но мне все равно стало обидно. Засыпала я вполне самостоятельным, совершенно свободным человеком, а посреди ночи вот стала вещью.
Собственностью.
– Имя ведьмы? – глухо спросил Барон.
Я молчала. Упрямо и как-то злорадно.
– Девочка моя, позволь тебе кое-что объяснить, – меня ощутимо передернуло и от этого отвратительного «девочка моя», и от угрожающих интонаций, проскользнувших в его голосе. – Я все равно узнаю, кто это сделал, и лишь от тебя зависит, будет ли тебе больно.
Но я-то знала, что Улиса ведьма опытная и следов после себя не оставляет, а потому, осмелевшая от осознания, что убивать меня не будут, нагло предложила:
– Можете попробовать.
А вот о том, что Барон – Высший, почему-то забыла.
Зря.
– Глупая, – с сожалением вздохнул он.
В то же мгновение меня выгнуло от боли. Ощущение было такое, будто кто-то поджег мне кровь и теперь по венам бежит огонь, медленно прожаривая изнутри.
Я хрипела и подергивалась в его руках, неспособная даже стоять. Кровь горела.
И лежать бы мне на полу, если бы меня не поддерживал Барон, терпеливо снимая магический слепок.
Длилось это несколько секунд, хотя, казалось, минули часы, и, придя в себя на руках у хмурого чудовища, я очень удивилась, что за окном все еще ночь.
– Стоило так упрямиться? – с укором спросил Барон, не спеша меня отпускать.
– Я… – голос дрожал и не слушался, пришлось замолчать, чтобы клокочущая внутри и набирающая обороты истерика не вырвалась наружу.
Меня только что просканировали. После этого меньше всего хотелось, чтобы наше внезапное тесное знакомство с Бароном стало еще ближе. Плакать я себе даже перед родителями не позволяла лет с тринадцати, уверенная, что все эти проявления слабости – слишком личное и не для чужих глаз.
Но сканирование резерва и проверка всех магических вмешательств в ауру – тоже личное, а этот взял и без разрешения сунул нос в самое сокровенное…
– Закрой глаза, – посоветовал Барон.
Чего от меня хотят, поняла я не сразу. А потому, когда все вокруг заполнил лунный свет, замешкалась и после долго смаргивала белые точки, плавающие перед глазами. Перемещение в лунном сиянии оказалось достаточно неприятной вещью для неподготовленного человека…
Ночью гостиная Улисы выглядела мрачновато. Особенно сейчас, когда Барон, словно играючи, вскрыл защиту дома (а защита у Улисы была отменной, не чета моей) и с невозмутимым видом осматривался.