Ее единственное желание
Шрифт:
Джорджи с ранней молодости привыкла управлять хозяйством. В Индии она занималась этим не только для братьев, но и для отца, и к тому же входила в советы попечителей нескольких домов призрения. Но, честно говоря, она немного нервничала при мысли о встрече с обитателями поместья.
Йен помог ей выйти из экипажа и стал знакомить со слугами. Худой дворецкий Таунсенд, экономка, кухарка, лакеи и горничные, конюхи и садовники смиренно приветствовали ее.
Джорджи произнесла небольшую, приготовленную заранее речь, поблагодарив
— Боже! — воскликнул он, разглядывая густые ветки и пышные цветы, обвившие окно первого этажа и, казалось, стремившиеся поглотить дом.
Джорджи обернулась посмотреть, что привлекло внимание мужа.
— Чем вы их удобряете? — спросила она старшего садовника. — Поведайте ваш секрет! Они поразительны.
— Они омерзительны, — пробормотал Йен.
Джорджи удивленно вскинула брови:
— Почему вы так говорите, милорд? Это розы, а розы всегда прекрасны.
— Они кошмарны. И запах удушливый. Они покрыты шипами и роями пчел. От них ничего, кроме неприятностей!
— О, они не так уж плохи. Пойдем!
Джорджи, смеясь, взяла его под руку, припала головой к плечу и потянула к двери.
— Мама! Папа! Подождите меня! — крикнул Мэтью, бросившись к ним. Верный Робин мчался следом.
Дворецкий провел новую хозяйку по всему дому. Йен шел рядом, учтиво заложив руки за спину. Джорджи время от времени с подозрением поглядывала на мужа.
Что с ним такое? Он действительно как-то странно ведет себя. И она так и не поняла, почему он вдруг разозлился из-за каких-то роз. Может, ему просто не нравится здесь жить? Одолевают мучительные воспоминания о том времени, когда он жил здесь с Кэтрин?
Что ж, ведь это он предложил приехать в поместье! Собственно говоря, даже разрушенный мост поможет их защитить, поскольку затрудняет доступ в Эйлсуорт-Парк. Только людям, знающим здешние места, известно, как сюда добраться. Так что в этом отношении она спокойна.
Интересно, Кэтрин тоже чувствовала себя в безопасности?
Преисполнившись любопытства, Джорджи стала искать глазами портрет своей предшественницы, наверняка выставленный на видном месте, но так ничего и не нашла. Если портрет и существовал, его явно не собирались вешать.
Когда она выразила вежливое восхищение красивым резным буфетом в столовой, Таунсенд с довольным видом сообщил, что его выбрала предыдущая леди Гриффит.
— Дорогой, сколько лет вы с Кэтрин были женаты?
— Меньше года.
— Ясно. Значит, эти чудесные комнаты были обставлены...
— Моей матерью.
— А, разумеется.
Значит, именно в таком доме рос Йен.
— Кстати, теперь, когда об этом зашел разговор, думаю, здесь нужно многое изменить, — дипломатично прошептал он ей на ухо.
Джорджи широко улыбнулась.
Но
— Омерзительно, — снова буркнул он себе под нос, брезгливо оглядывая алую, с золотом, спальню.
Джорджи, потеряв терпение, круто развернулась.
— Ты здоров?
Он озадаченно моргнул, словно ее резкий тон вернул его в настоящее.
— Конечно. Прости меня. Похоже, долгое путешествие неблагоприятно подействовало на мой характер.
— Именно! Ты портишь мне все веселье! Может, тебе следует пойти и выспаться?
Йен фыркнул.
— Пожалуйста, если это улучшит тебе настроение. Дорогая, оставляю тебя устраиваться. У меня кое-какие дела, — объявил Йен. — Нужно дать указания парням Дэмиена.
— Верно.
Он поклонился ей.
— Увидимся за ужином.
Он уже отвернулся, но Джорджи громко кашлянула. Йен повернулся и вопросительно поднял брови. Джорджи откинула голову и с выжидающей улыбкой постучала пальцем по щеке.
Его сведенное напряжением лицо немного расслабилось.
— Как же я мог забыть?
В этот момент он был олицетворением влюбленного мужа. Йен подошел и нежно поцеловал ее в щечку.
Дворецкий изумленно хлопнул глазами и принялся внимательно изучать шторы.
— Ты должен всегда целовать меня, когда приходишь или уходишь, — кокетливо напомнила она.
— Особенно когда прихожу, — прошептал он, страстно глядя ей в глаза.
— Распутник! — фыркнула она, надеясь, что старик Таунсенд ничего не услышал.
— Увидимся за ужином, любовь моя, — мягко пообещал Йен и снова поклонился.
Следующие три-четыре дня Джорджи с тревогой наблюдала, как Йен становится все более отчужденным. Он пытался скрыть свое настроение и по ночам любил ее с прежним пылом. Но она постоянно ощущала его отстраненность.
Она спрашивала, не хочет ли он поговорить, но, разумеется, ответ был отрицательным. Часто она видела, как он стоит у разрушенного моста, глядя в бурлящий поток.
Однажды она просто испугалась, увидев, как он, с топором в руке, яростно рубит желтые розы, увившие всю боковую стену дома.
— Боже, что ты делаешь?!
— Э-э... их давно пора было подрезать. Собственно, я подумываю снести дом. Хочешь, построим новый? — спросил Йен, тяжело дыша. — Он очень древний и старомодный. Может, что-нибудь в неоготическом стиле?
Джорджи, не веря своим ушам, уставилась на него. Он положил топор на плечо и глотнул воды.
— Ты чего-то хотела?
— Н-нет.
Она покачала головой и вошла в дом.
Вырубив розы, он собрал ветки и бросил в реку. Джорджи с беспокойством наблюдала, как Йен следит за желтыми бутонами, уплывавшими вниз по течению. Он, похоже, жил в собственном мире, и этот мир был не слишком счастливым.