Её лучшая роль
Шрифт:
Как будто почувствовав, что ее уже нет рядом, Пол обернулся и, увидев, что она, шатаясь, стоит на мостовой, вернулся к ней. По лицу его промелькнуло выражение, показавшее, что в нем проснулись угрызения совести.
— Что ты хочешь мне сказать?
— Я не могу… говорить, — задохнулась она. — Ты ходишь слишком быстро.
— Мне некогда.
— Может, мы где-нибудь выпьем кофе?
Он нахмурился:
— Хорошо. Там дальше по шоссе есть кафе.
Через несколько минут они сидели за столом в маленьком ресторанчике, скрытые от посторонних взглядов колонной, разрисованной под мрамор.
Оказавшись лицом к лицу с ним, она никак не могла собраться духом и выложить то, что накопилось у нее на сердце. Она взяла ложечку и стала мешать кофе.
— Мне было очень грустно услышать о твоей пьесе, — наконец-то неловко проговорила она. — Отец рассказал мне…
— Твой отец был изумителен.
— Я очень рада. Я знаю, что ему очень нравится роль Фрэнка.
— Он просил освободить его от контракта.
Она была потрясена:
— Я понятия не имела. Он мне ничего не сказал.
Пол пожал плечами:
— Я не виню его. В конце концов это должно было стать его возвращением, и ни к лицу ему участвовать в провале.
— Но это была очень хорошая пьеса, — запротестовала она.
— Была? — По его лицу пробежала тень горького разочарования. — Даже ты говоришь о ней в прошедшем времени.
— Я не это имела в виду. — Она машинально положила второй раз сахар в кофе и, подняв глаза, встретилась с его насмешливым взглядом.
— Я не знал, что ты пьешь кофе с сахаром, Энн.
— Не пью.
Он поменял их чашки местами, отхлебнул и сделал гримасу:
— Ну, так как? Как ты чувствуешь себя в роли звезды?
— Я не звезда.
— Ну, ну, друг перед другом мы можем не демонстрировать ложную скромность! Ты на пути к успеху, Энн! Как я понимаю, дело только в том, чтобы выбрать лучшее предложение.
Она ничего не ответила, и он потер щеку таким знакомым ей жестом.
— Что там такое сказал сегодня Эдмунд… что-то о предложениях из Голливуда?
— Они не очень интересные, — торопливо ответила она.
— Будут и другие, поверь мне на слово. В тебе есть все, чтобы быть звездой: и внешность, и способности.
— Ты очень добр, что так говоришь, но я хотела сказать не о себе.
— Неужели? — иронично осведомился он. — Я полагал, что все женщины хотят говорить только о себе.
Разговор шел совсем не в ту сторону. В его голосе зазвучали знакомые нотки сарказма, которые она так хорошо знала по прошлому опыту.
— Пол, будь серьезным. Я хочу поговорить с тобой.
Он отодвинул свой стул от стола и откинулся на спинку, скрестив на груди руки.
— Очень хорошо. Могу дать тебе десять минут.
— Неужели мы должны разговаривать как чужие?
— А разве мы не чужие?
— Как ты можешь это говорить? Разве мы ничего не значим друг для друга? — Ее голос дрогнул. — Ты видишь, в том, что касается тебя, у меня нет ложной гордости. Пол, дорогой, ты не можешь заставлять меня всю жизнь платить за одну ошибку. Я знаю, что поступила неправильно, когда стала работать у тебя и…
— Дорогая моя девочка, — прервал он ее. — Я давным-давно простил тебя. Пусть это не тревожит твою совесть.
— Не будь язвительным, — выдохнула она.
— И не думал.
— Нет, ты хочешь уязвить! — Она стиснула руки. — Я люблю тебя, Пол. Можешь ты посмотреть мне в глаза и сказать, что я ничего для тебя не значу?
Он впился в нее взглядом, и Энн закрыла глаза, слушая звуки маленького кафе: дребезжание чашек, позвякивание ложек и вилок, шум наливаемой воды. Она открыла глаза и увидела непримиримо сжатый в одну линию рот, лицо, побледневшее настолько, что стала заметна легкая щетина.
Наклонившись вперед, он сказал твердо:
— Я женюсь на Сирине в конце этой недели.
— Ты не можешь этого сделать! — задохнулась она. — Ты ее не любишь. Ты ломаешь наши жизни из гордости!
— Гордость здесь ни при чем. Давай выясним все раз и навсегда. Каковы бы ни были причины, по которым я обручился с Сириной, я собираюсь жениться на ней. Это непреложный факт. Не из-за тебя или кого-то другого, а потому, что я этого хочу.
Не в силах дольше выносить это, Энн оттолкнула назад свой стул и выбежала из кафе. Она пыталась вернуть Пола и проиграла. Эту горькую правду она должна принять.
Ничего не видя, шла она по тротуару и, только дойдя до перекрестка, остановилась, огляделась и увидела, что стоит у дверей агентства Марти. Минуту она колебалась, но, почувствовав, как подступают слезы, как поползли они по щекам, перебежала дорогу и толкнула входную дверь.
Пегги подняла голову от машинки и увидела Энн:
— Вот так так! Каким ветром занесло вас к нам? Я читала о вас во всех газетах.
Энн жалко улыбнулась:
— Мисс Мак Брайд у себя?
— У нее сейчас клиент. Может быть, вы… — Пегги начала смеяться. — Я же забыла. Вы как раз можете войти… там мисс Дональдс!
Энн открыла дверь и вошла в кабинет Марти. Розали Дональдс, пухленькая, улыбающаяся, в темно-синем платье и модном, хорошо сшитом пальто сидела в кресле и выглядела как воплощение счастья.
— Да это же мисс Лестер! — Она вскочила на ноги. — Я только что спрашивала о вас. Разве не смешно, что мы так столкнулись здесь?
Энн протянула ей руку:
— Что вы делаете в Лондоне? Только не говорите, что снова убежали от тетки!
— Моя тетя сама отпустила меня на этот раз, — улыбнулась Розали. — Я вышла замуж за доктора, который ее наблюдал!