Ее святой
Шрифт:
Я отследил ее отзывы в профиле в социальных сетях, где она оставляла кокетливые комментарии в моем аккаунте ассистента вместе с половиной моей аудитории. Мои читательницы — это в первую очередь женщины со страстью к книгам и мужчинам в масках, и Браяр не исключение.
Оттуда было почти до ужаса легко узнать, где она живет и работает. Как удобно — мой самый большой поклонник, новоиспеченный доцент престижной программы МИД по творческому письму, именно такой программы, которая, я надеюсь, даст мне вдохновение, необходимое для написания большего количества слов.
Слушая ее проповеди о моей работе, я чуть не рухнул перед
Мои пальцы на автопилоте бегают по клавиатуре, открывая обзор, который я добавил в закладки для удобного самосожжения.
Уничтожающая оценка в одну звезду, в которой рецензент сетует на свою неспособность поставить моей книге ноль звезд.
Это любимая книга моего друга, поэтому я решил попробовать. Это худший бред, который я когда-либо читал в своей жизни.
Я запомнил первые две строчки рецензии из трех тысяч слов, на написание которой, как я могу только представить, у этого читателя ушла целая неделя. Мне не привыкать к негативным отзывам или критике — я приветствую критику, которая может придать блеск моим следующим книгам.
Но именно предположения этого читателя о моем характере не давали мне спать по ночам. Утверждая, что я своего рода серийный убийца со склонностью к сомнофилии и некрофилии просто потому, что таковы пристрастия главных героев, о которых я пишу. Что у меня, должно быть, криминальное прошлое, которое нужно скрывать, потому что я ношу маску, чтобы отделить свою личную жизнь от публичного образа. Его критика не только нападает на моего персонажа, но и полностью сводит на «нет» десятилетнюю работу, которую я вложил в свою библиографию.
В уникальной, невыразительной манере этого читателя они заклеймили меня халтурщиком. Бич литературы. Утверждает, что мои готические романы ужасов полны насилия, романтики и секса, чтобы мотивы, темы или проза не заслуживали какого-либо внимания. Что мой вклад в литературу следует обосрать, прежде чем спускать в унитаз и поджигать.
Рецензии никогда раньше меня не беспокоили. Я уверен в своей работе, доволен романами, которые публикую. У меня есть поклонники по всему миру, которые покупают каждую книгу, которую я пишу, и присылают письма, в которых выражают свою любовь к моим книгам, а иногда и ко мне. Читатели, которые внесли мой четвертый роман, опубликованный единственным небольшим издательством, которое проявило к нему хоть какой-то интерес, в список бестселлеров New York Times. Затем последовали три моих следующих издания. Но отзыв анонимного незнакомца в Интернете сделал для меня худшее. Ни малейшего проблеска вдохновения не посетило меня с той ночи, когда я налил слишком много джина и устроился перед экраном с колотящимся сердцем в груди. Ни одно слово не было напечатано или нацарапано. Ни один персонаж не сказал мне на ухо, ни одна сцена не промелькнула у меня в голове.
Творческий застой в самом худшем проявлении. Застой, который не преодолеть никакими усилиями по наполнению творческого колодца.
Я писатель без слов. Ручка без чернил.
Вот почему я здесь. В отчаянных, дорогостоящих поисках вдохновения. В поисках моей потерянной музы.
После занятий я снова расспрошу Браяр. Выясню, что именно ей нравится в моих работах, чтобы я мог
— Завершите чтение перед занятием. Увидимся на следующей неделе, — говорит профессор Растлитель, прежде чем положить руку на поясницу Браяр.
Она вырывается из его объятий, но не срывается с места, как я ожидал от пятифутовой женщины, которая набросилась на меня за то, что я шел за ней через кампус.
Прежде чем я успеваю вмешаться и увести ее от профессора Растлителя для разговора о ее любимом авторе, мой телефон вибрирует. Имя Деррика мелькает на моем экране.
К тому времени, как я убираю ноутбук обратно в сумку и отвечаю на звонок, моя самая большая поклонница уже ушла.
— Поговори со мной. — с резким акцентом, Деррик из Нью-Джерси рявкает мне в ухо.
Я направляюсь к двери, придерживая ее открытой для похожей на мышку одноклассницы, которая одаривает меня благодарной улыбкой. Выйдя в коридор, я оглядываю поток студентов, покидающих свои классы и мастерские, Браяр нигде не видно.
— Ты звонил мне, — напоминаю я ему.
— Верно. Я проверяю, что ты не записался на ту программу МИД, о которой ты болтал мне, когда был пьян в прошлом месяце.
— Я не был пьян. — стискиваю я зубы, проскальзывая мимо группы двадцатитрехлетних парней, двигающихся со скоростью червяка по мокрому бетону. — Я был на грани полной безнадежности и отчаяния.
Деррик скрипит зубами, и я практически вижу, как он машет рукой, отпуская меня.
— Ты всегда безнадежен, когда пьян. В любом случае, пожалуйста, скажи мне, что ты дома, в том большом готическом особняке, за который тебе заплатили гонорар, или в каком-нибудь кафе, где вы, писатели, любите собираться.
— Я ухожу с занятий прямо сейчас. Если это поможет, я пойду в кафе.
Деррик вздыхает:
— Мы говорили об этом, приятель. — за те годы, что Деррик был моим агентом, мне никогда не нравилось, что он называет меня приятелем. — Ты автор многочисленных публикаций и бестселлеров. На кой черт тебе нужна программа МИД? Она только отнимет у тебя больше времени, а ты уже пропустил два крайних срока для своей следующей книги.
Как будто я не очень хорошо понимаю, насколько сильно отстаю от графика. С момента выхода моего дебюта я постоянно выпускал по книге в год и ни разу не пропустил ни одного срока.
Я пропускаю кофейню и широкими шагами выхожу из здания, попадая в солнечную, теплую погоду, которая резко контрастирует с бурей, назревающей в моей голове.
— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.
— Ты все еще говоришь мне о той рецензии. — Деррик почему-то совершенно сбит с толку, как будто он сам не читал её, когда я отправил ее ему в три часа ночи. — Итак, он написал о тебе и о твоей книге. Это всего лишь предположения. Один отрицательный отзыв не повлияет на твои продажи.
— Меня не волнуют мои продажи, — огрызаюсь я. — Меня беспокоит моя неспособность писать. Продолжать создавать свой так называемый бред.
— Знаешь, тебе не обязательно постоянно всем что-то доказывать. Ценность, которую люди придают твоей работе, не отражается на тебе как на личности. Единственная причина, по которой ты не можешь писать, — это то, что ты позволяешь случайному незнакомцу из Интернета залезть тебе в голову. Отбрось негативные голоса и просто сосредоточься на истории.