Ее все любили
Шрифт:
— Супруга любовника.
Какое-то мгновение мадам де Новаселль сидела с открытым ртом, не в силах произнести ни слова, в то время как из груди Одилии де Сен-Блен вырывались полные негодования звуки, похожие на цыплячий писк.
— Я не ослышалась, мсье комиссар? — спросила побагровевшая мадам де Новаселль.
— Не думаю, мадам.
— Эта женщина — чудовище! Сумасшедшая! Выдумщица! Оскорблять память несчастной, жизнь которой с таким распутным мужем была настоящей Голгофой… Как только язык поворачивается! Бедняжка надеялась, что, глядя на пристойный образ жизни, который она вела, он наконец одумается и вернется к ней. Мы-то хорошо знали, как она страдала, потеряв сердце Арсизака, не правда ли, Одилия?
— О да, Элизабет!
— И вы пришли мне рассказать, что у этой преданной жены был любовник! Я не верю вам, мсье комиссар! Вас просто обманули!
— С какой целью?
— Мне это неизвестно! Возможно, без всякой цели, а лишь потому, что люди низменны по самой своей природе и в общей своей массе отвратительны.
— Мадам, я разве говорил о человеке из «общей массы», как вы изволили выразиться?
— Вам никогда не удастся меня убедить, что человек, способный на агрессивные выпады против мертвой, может быть порядочным! Мы на такую низость не способны! Мы еще не забыли, что такое честь, не так ли, Одилия?
— Еще не забыли, Элизабет! О, мсье комиссар, если бы вы видели, как мадам Арсизак буквально млела над малышами в моих яслях, вы бы сами не позволили, чтобы кто-то говорил о ней худо.
— Признаться, я не вижу связи…
Мадам де Новаселль пришла на помощь своей подруге:
— Мадам де Сен-Блен хочет сказать, мсье комиссар, что высоконравственный человек остается им везде. Элен была чиста и пряма, как сталь клинка.
Она поднялась, опираясь на палку, и произнесла торжественным тоном:
— Я, Элизабет де Новаселль, кавалер ордена Почетного легиона, перед лицом своих предков клянусь вам честью, мсье комиссар, что вас обманули и над вами посмеялись те, кто не побоялся божьей кары, совершая это истинное святотатство. Всего доброго, мсье комиссар.
Гремилли был сыт по горло этим состязанием в красноречии вокруг покойницы. Казалось, что он уже добрался до площадки, на которой можно перевести дух перед дальнейшим восхождением к истине, так нет же, выходит, он сбился с пути, наивно доверившись россказням злых шутников. Пора с этим кончать.
Вернувшись в гостиницу, он отыскал в справочнике номер телефона Суже и снял трубку.
— Алло, мсье Суже?
— Он самый.
— Это комиссар Гремилли. Буду вам признателен, если вы немедленно прибудете ко мне в гостиницу «Домино».
— Но я не могу…
— Я сказал — немедленно, мсье Суже, в противном случае я вызову вас в полицейский участок.
Комиссар бросил трубку, не дожидаясь ответа. Теперь они все узнают, как морочить голову комиссару регионального управления криминальной полиции!
Гремилли попросил, чтобы срочно привели в порядок его номер, где он решил устроить конфиденциальную встречу тому, кого он ждал и кто не станет мешкать с приходом. Горничные поработали на славу, и за несколько мгновений до появления гомеопата комната была готова.
— Мсье комиссар, я не понимаю, зачем…
— Пусть это вас не тревожит, вы сейчас все поймете. Пройдите!
Едва дверь за ними закрылась, Гремилли приступил к делу:
— Вам что, мсье Суже, неизвестно, что лгать полиции, расследующей криминальное преступление, крайне неосторожно и даже опасно?
— Я… я не понимаю, что этим…
— Что я этим хочу сказать? А хочу я вам сказать, что вы просто меня обманули. Вы были любовником мадам Арсизак.
— Я?
— Вы.
— Кто смог… кто осмелился распространять обо мне подобную ложь?
— Человек, который вас хорошо знает.
— И кто же этот человек?
— Ваша жена. Вы можете сесть.
Гомеопат с растерянным видом опустился на стул.
— Ну что, мсье Суже, будете признаваться?
— Но… это неправда.
— Значит, мадам Суже говорит неправду?
— Не совсем… Она имеет склонность несколько преувеличивать… Она может вообразить себе бог знает что и сама потом в это верит. Она ревнует меня ко всем приближающимся ко мне женщинам. А поскольку наша клиентура состоит в основном из женщин…
Гремилли посмотрел на него с грустью.
— Некрасиво так поступать, мсье Суже. Напрасно вы черните женщину, которая страдает от вашей неверности, но, несмотря на это, вас любит.
— Уверяю вас…
— Хорошо. Мы пойдем сейчас с вами в комиссариат, я вызову туда вашу жену и устрою вам очную ставку. Пойдемте.
— Нет!
— Что значит «нет»?
— Я не хочу никакой очной ставки с Мартой.
— Это почему?
— Ладно… Я был любовником Элен Арсизак.
Гремилли облегченно вздохнул: ему стало окончательно ясно, что высокопарные заклинания мадам де Новаселль и поддакивающее хныканье ее подруги в расчет не шли — как и все остальные, они были вовлечены в грязную игру, которую затеяла супруга прокурора.
— Ну, поскольку невинность все равно уже утрачена, расскажите мне теперь все по порядку.
И Суже выложил все как на духу. В основном его рассказ был отражением того, что сообщила мадам Суже. Симпатичного мужчину преследует красивая женщина, чье внимание ему, естественно, льстит. Их любовное приключение недолговечно — что-то около двух месяцев. Затем — отрезвление гомеопата, осознавшего, что, завлекая его, она преследует какие-то свои корыстные цели, не имеющие ничего общего с любовью. Угрызения совести. Решение порвать с ней раз и навсегда. Шантаж Элен, удерживающей Альбера — и комиссар это понимал — с одной лишь целью — заставить его страдать, не выпуская из своих щупальцев. Наконец, покаяние перед женой и окончание этой жалкой в общем-то истории.