Ее заветное желание
Шрифт:
– Заносите его в дом! – приказала Дельфина и проследила, как санитары вытаскивали бесчувственное тело из повозки. Потом забежала вперед и придержала перед ними дверь. Ее глаза не отрывались от лица Стивена. Внизу не оказалось ни дюйма свободного места, чтобы уложить его. – Несите наверх. – Дельфина показала куда.
Переступая через людей, лежавших в холле, санитары зашагали вверх по лестнице. Она провела их к своей комнате, открыла дверь. Элинор настаивала, чтобы спальни оставались только в их личном пользовании: укромный уголок в центре хаоса, – но за последние три дня Дельфина провела
– Сюда, – указала она на кровать.
Когда санитары осторожно опускали раненого, он издал тихий стон.
– Там еще двое, если они, конечно, живы, – сказал возница, уходя за оставшимися.
Дельфина не обратила на его слова внимания. Она склонилась над майором.
– Стивен? – шепотом позвала она. – Теперь ты в безопасности.
Дельфина почувствовала, как слезы жгут глаза, как комок подступает к горлу. Попыталась убрать с лица Стивена прядь волос, но она слиплась намертво. Ей требовались вода, бинты и…
– Дилли, нельзя позволять им… – В комнату вошла сестра и грозно нахмурилась.
Дельфина не выдержала, слезы заструились по щекам.
– Это Стивен Айвз, Элли. Он еще жив.
С мрачным лицом сестра подошла к кровати и пощупала его пульс.
– Едва-едва, – буркнула она. Повернулась к служанке, которая стояла у нее за спиной. – Быстро приведи хирурга.
– Воды… – Голос Стивена едва различался.
Дельфина схватила графин, стоявший на столике возле кровати, и наполнила стакан. Подложив ему руку под голову, поднесла стакан к губам. Стивен жадно отпил.
– Джулия, – выдохнул он.
Дельфина нахмурилась. Джулия? Это кто? Она осторожно устроила его голову на подушке.
– Я Дельфина Сент-Джеймс, – сказала она.
Стивен нахмурил лоб, словно давая понять, что это неважно, и потерял сознание.
Сердце у Дельфины билось где-то в горле. Она проглотила слезы. Потом, налив воды в таз, поднесла его к постели и принялась обмывать лицо раненого.
Стивен слышал, как шуршит полотно, или, возможно, это было женское платье. В воздухе висел запах луговых цветов и мяты. Но стояла ночь и ничего не было видно. Он не мог понять, где находится. Все еще в Вене? В Брюсселе? Или в Лондоне? Потом вспомнил о сражении. Вслушался, но пушки молчали. Значит, все закончилось. У него не было никакого представления о том, кто победил. Снова послышалось шуршание.
– Кто здесь? – слабым голосом спросил он.
Шуршание материи стало громким, приблизилось, и он почувствовал, как на лоб легла прохладная рука.
– Стивен? – Он почувствовал аромат духов, слабый и знакомый. – Очнулся, – произнесла женщина громче.
Стивен повернул голову на голос и тут же сообразил, что этого не стоило делать. В голове словно взорвался фейерверк. Он стиснул кулаки, словно усилием воли можно было прекратить приступ. Это только добавило боли, которая растеклась вверх по руке и плечу.
Значит, ранен, подумал Стивен, задохнувшись. Насколько тяжело? Он снова попытался привстать, не торопясь, осторожно, и мучительная боль охватила все его существо. Он сжал зубы, чтобы не закричать. Непонятно было, куда он ранен. Это была пуля
Где он? Стивен вспомнил, как прозвучала команда к атаке и как он ударил коня шпорами, вспомнил пламя, которые изрыгали французские пушки. А потом… темнота.
Его уши уловили звук шагов. Почему никто не подаст свечей?
– Он очнулся, – повторил женский голос, тихо и с надеждой. – Это ведь хороший признак, да?
Хороший признак. Все настолько серьезно?
– Возможно, – сердито ответил какой-то мужчина.
Стивен почувствовал запах табака и понял, что мужчина наклонился к нему. Он лежал неподвижно, пытаясь оценить тяжесть своих ран. Дышать было больно – значит, сломаны ребра. Или это последствия операции? Левая рука и плечо горели огнем, пульсировали болью, словно сам дьявол глодал их. Сломал, наверное. Или это начало гангрены? Почему тогда он не чувствует запаха гниения? И почему здесь присутствует женщина, если он так чудовищно искалечен или так серьезно болен? Захотелось узнать, давно ли закончилась битва. Не терпелось спросить, какой сегодня день, но тут кто-то начал ощупывать его голову, и боль заставила забыть обо всем. Он попытался поднять руку, чтобы отогнать мучителя, но рука не подчинилась ему. Пальцы майора бессмысленно поскребли по простыне, и тут кто-то взял его за руку.
Ощупывание закончилось, но боль не прошла. Стивен услышал, как полилась вода в таз, как кто-то начал мыть руки, и почувствовал запах мыла.
– Он будет… – Женщина не закончила вопрос.
Стивен почувствовал, как ее рука крепче сжала его пальцы.
– Будет ли он жить, вы имели в виду? Если температура спадет, может, и выживет. Он еще не до конца пришел в себя. Дайте ему отдохнуть. Я еще раз зайду этим вечером.
Этим вечером? Сколько еще часов до него?
– Который час? – Голос прозвучал как шуршание гравия.
– Все в порядке, Стивен. Она выпустила его руку, и он снова услышал шум льющейся воды, почувствовал, как холодный платок оказался у него на лбу, снимая грозившую бедой лихорадку.
– Кто здесь? – спросил он. Ее голос был мучительно знаком, но имя плавало где-то на периферии сознания. Она знает его имя, но кто это? – Джулия? Доротея?
Сиделка убрала со лба платок и замерла на миг.
– Это я, Стивен, Дельфина Сент-Джеймс. Вы меня не узнали?
Ну конечно! Он сразу вспомнил ее поцелуй. Он облизнул губы, которые оказались сухими и потрескавшимися.
– Что вы возитесь в темноте? – спросил Стивен. – Зажгите свечу, я хочу вас разглядеть.
– В темноте? – В ее голосе послышалось удивление, что не понравилось ему. – Зачем? Сейчас едва миновал полдень.
Беспокойство мурашками побежало по спине, и это было так же мучительно, как боль.
– Тогда распахните шторы! – отрезал он. – Тут темно как в преисподней.
Стивен услышал, как платок шлепнулся в таз, как зашуршало ее платье, когда она подошла к окну, как зашелестели раздвигаемые занавеси. Он по-прежнему ничего не видел.