Её звали Костя
Шрифт:
Озеро находилось в четырех часах езды на машине от нашего города. Недалеко отсюда расположен город, в котором жил Богдан до переезда. По его рассказам, они с родителями часто приезжали на этот водоем, жарили шашлыки, купались, наслаждались природой.
Мы с Даном решили провести здесь четыре дня вдвоем, перед тем, как разъедемся. Наш маленький отдых подходил к концу. Мне не хотелось уезжать. Здесь не было этой будничной суеты, которую вдыхаешь в городе вместе с воздухом и выхлопными газами.
– Ты ничего из этого не боишься, Дан?
– я нарушила молчание.
– Боюсь
– Успокаивал не меня, а себя?
– рассмеялась я.
– Точно. Нас обоих.
– Нас... Что будет с нами?
– Кость, мы всегда будем друзьями, - мне нужно было услышать эти слова, несмотря на то, что я была уверена в нашей дружбе.
– Смотри на меня, - я подняла голову с плеча и посмотрела в его небеса.
– Я всегда помогу тебе, сделаю всё возможное и постараюсь невозможное. Если будет необходимость, приеду сразу, Костя. Всегда дам совет. Рассказывай мне всё, звони в любое время, - он улыбнулся этой своей коронной улыбочкой.
– В общем, всё по нашей стандартной рабочей схеме.
– Это взаимно, Королёв, - ухмыльнулась я, но говорила серьезно. Он понял меня и кивнул.
Он сходил в машину за гитарой. Следующий час или два мы пели наши общие любимые песни, наслаждались музыкой, разговаривали о каких-то пустяках. Было уютно. Хотя, находясь рядом с Даном, я всегда чувствовала себя уютно, в своей тарелке.
Мы могли говорить часами о серьезном или смеяться как сумасшедшие. Заражали друг друга своими идеями, настроением. Понимали. Важно, чтобы был кто-то, кто тебя просто понимает. С кем ты можешь делиться мыслями и чувствами, не боясь быть именно непонятой.
Друг.
Начало светать. Небо стало светлее, а птицы громче. Мы мало спали в нашем импровизированном походе, а в эту ночь вообще решили не спать, но я не чувствовала усталости. Наоборот, какой-то подъем и прилив сил. Я сообщила об этом другу. Он рассмеялся.
– Кость, это сейчас, а приедем домой - вырубишься на два дня. Или уже в машине храпеть начнешь, - я побежала на него с громким криком и недобрыми намерениями, но он успел прикрыться гитарой, а я так любила эту старушку, что решила не гробить ее.
– Не стыдно прятаться за юбкой, - сказала я, кивнул на инструмент, из-за которого выглядывала его светловолосая голова.
– Вообще не стыдно, - улыбнулся он, и я сразу была готова простить ему все его грешки за эту милую улыбочку и эти невинно-детские голубые глаза.
Он знал и пользовался моими слабостями, но у меня уже выработался, пусть небольшой, иммунитет на это личико. Я кинула ему чехол от гитары, который до этого он просил принести из машины.
– Палатку соберешь сам, - моё наказание.
– Да, капитан, - пробормотал он, зачехляя гитару и отдавая её мне.
Я аккуратно загрузила ее в машину. Богдан собрал палатку, мы сложили столик и стулья, свернули коврики, уложили всё в багажник. Сожгли за собой весь мусор и затушили костер водой из озера.
Домой выехали в 4 утра. Двадцать седьмое августа. Двадцать восьмого Дан уже уедет заселяться в общежитие. Я уеду на следующий день после него. По моим рукам побежали мурашки, когда я подумала об этом. Осознание того, что совсем скоро всё изменится, не могло не пугать. Хотя, скорее, это были не страхи, а какие-то навязчивые мысли, которые упорно не хотели покидать мою голову.
Мы уже летели по трассе, насколько это позволяла старая машина. Я смотрела в окно на проносящиеся мимо леса и поля, сонные домики деревень, многочисленные придорожные мотели и заправки. Это успокаивало, уносило далеко от всех надуманных проблем.
В салоне звучала лучшая музыка. Мы с Даном слушали исключительно русских исполнителей "старой закалки", чьи песни действительно наполнены смыслом, чьи песни заставляют остановиться и задуматься. Такая музыка мотивирует, если надо, успокаивает, уберегая от нежелательных поступков, помогает найти ответы или просто поднимает настроение. Каждый может найти что-то для себя. По-настоящему важное.
Эта музыка живая настолько, что создаётся впечатление, будто певец сидит рядом. Его голос сначала полностью обволакивает и ласкает слух. Затем ты начинаешь впитывать мелодию всей поверхностью кожи. Она просачивается внутрь, завладевая тобой, до тех пор, пока не достигнет души, не станет её частью. Стоит один раз послушать такие группы в сознательном возрасте, вдуматься в смысл слов, как они сразу возьмут тебя в плен своих звуков, своей гармонии.
Дан поставил в проигрыватель диск одной из таких групп - "Машины времени". Мы пели вместе с ними о том, что не стоит прогибаться под изменчивый мир, что мой друг лучше всех играет блюз, и никто не замечает, как плачет ночами та, что идет по жизни смеясь, о том, что никто не сможет запретить нам хотеть: упасть так упасть, взлететь так взлететь, что вагонные споры - последнее дело, когда больше нечего пить, что каждый костер когда-то догорит, а ветер золу развеет без следа.
Мы пели то, что люди поют по дороге домой...
В пять утра был невероятно-красивый рассвет.
– Не голодна?
– спросил Дан, стуча по рулю в такт музыке.
– Мы последний раз нормально ели часа четыре назад, до дома ещё часа три пилить.
До того, как он сказал, я не задумывалась об этом. Но прислушавшись к телу, поняла, что была бы не против набить живот.
– Я бы выпила кофе, - мне не хотелось уснуть в машине.
– С булочками.
– А я и не сомневался, что с булочками, - усмехнулся друг, а я не удержалась и показала ему язык.
Мы остановились возле первого придорожного кафе-мотеля. Здание выглядело прилично, из белого кирпича, двухэтажное. Дан достал кошелек из сумки на заднем сидении.
– Внутри позавтракаем или взять с собой?
– обратился он ко мне и взялся за ручку двери.
– Погода хорошая, давай на улице, - улыбнулась.
– Я подожду здесь, - и заранее отвечая на его следующий вопрос.
– Капучино.
– Так точно, - он вышел из машины и скрылся за дверью в кафе.
Солнце мучительно-медленно поднималось прямо в том месте, где дорога упиралась в горизонт. Выйдя из машины, я села на капот и глубоко вдохнула. Вокруг были лишь бескрайние поля и дорога, по которой, несмотря на раннее время, проносилось немало машин.