Эффект Фостера
Шрифт:
– Барбара хоть раз говорила, что любит тебя? – спросил я, ловя себя на том, что даже дышать перестал в ожидании ответа. Мейсон задумался на секунду.
– Нет, но мне не нужны слова, чтобы знать о ее чувствах.
Я выдохнул и усмехнулся.
– Не тешь себя надеждами. Подумай о том, сколько сексуальных цыпочек ты подцепишь в колледже. На тебя будет вешаться каждая, когда все узнают, что ты самый многообещающий аутфилдер, – складывая руки на груди, заверил я. – Это проще, чем ждать, когда же принцесса Эванс снизойдет до тебя или до любого из парней. Тебя ждет нечто большее, чем девчонка-манипулятор.
И
Мейсон любил бейсбол всем сердцем. И я недоумевал, почему он все еще был намерен пойти по стопам нашего отца и унаследовать компанию, это ведь совсем не нравилось ему. Надеюсь, чувство долга в Мейсоне ослабнет настолько, что он сделает верный выбор. Я хотел этого и желал ему в нужный момент не упустить возможность.
Можно подумать, что я просто хочу устранить конкурента. Все сложилось бы как нельзя лучше, если бы Мейсон уверенно выбрал бейсбол, а не компанию. И тогда доля в Эванс-Фостер Энергетик отошла бы мне. Замечательно, не правда ли?
Да вот только этого никогда не случится. Дэниел ни за что не отдаст мне компанию, моя кандидатура даже не рассматривалась, ведь я был неполноценным сыном.
Мейсон недовольно оглядел мои голые плечи и сложенные на груди руки.
– Что?
– Барбара и так терпеть тебя не может, не оскверняй ее любимое место, – сказал брат, кивая на мой обнаженный торс.
– Мне совсем нет дела то того, что любит Барбара, а что нет.
Мейсон поморщился, будто я ударил его.
– Я понимаю это, но не мог бы ты просто появляться в конюшне тогда, когда здесь нет ее?
Я усмехнулся и направился к амуничнику.
Была в моем характере одна черта. Когда мне говорили чего-то не делать, это буквально становилось моей следующей целью.
– Конечно, не появляться в конюшне, когда здесь есть твоя детка, – фыркнул я, выделяя особым голосом слово «детка». Когда Мейсон называл так Эванс, меня начинало тошнить.
В амуничнике я нашел свою футболку и натянул ее прямо на грязное тело. В нос ударил запах вишневых карамелек. А затем я заметил и то, что испускало этот аромат – одежда Барбары. Джинсы, футболка и джинсовая куртка лежали аккуратной стопкой на ее полочке. Я зажмурил глаза стараясь унять щекотку в животе, которая возникала каждый раз, стоило мне вдохнуть этот запах.
Подобное произошло несколько минут назад, когда Барбара готовила лошадь к прогулке. Я не собирался останавливаться рядом с ней, чтобы поболтать, но когда почувствовал запах вишневых карамелек, быстро передумал. Этот запах так взбесил меня, что я не мог отказать себе в возможности в очередной раз позлить ее. В моменты, когда ее самообладание трещало по швам, я ликовал.
Я усмехнулся, вспоминая ее удивленную физиономию, когда она застала меня и тех девчонок в кинозале. Она была так увлечена подсматриванием за нами, что даже не заметила моего взгляда. А я заметил все, каждую ее эмоцию, что освещались скачущими вспышками света с экрана плазмы: смятение, смущение и интерес.
Нужно
Я схватил с полки свою джинсовую куртку и еще раз взглянул на стопку с ее одеждой. Эти вещи были сложены куда аккуратнее всех других: край к краю.
Что-то заставило меня подойти к ее полке, уставиться на вышитую маленькую эмблему птицы на футболке и коснуться ткани.
На секунду в моей голове проскользнула мысль взять эту футболку и поднести к своему носу, но я зарубил это дерьмо сразу же. Я не какой-то там психопат. И я терпеть не могу этот запах вишневых карамелек, и терпеть не могу Барбару Эванс.
***
Вечером, когда отец, наконец, вернулся из своей поездки, я надеялся, что он скажет мне что-нибудь о моем поведении. Ну, не знаю, как минимум сделает замечание за пятничную сцену на кухне, сорванный ужин, за оскорбление хозяйки дома – Джеммы или хотя бы за то, что я взял его новое приобретение – Рейджи без спроса. Но он молчал, даже полноценного «привет» не смог из себя выдавить. Кивнул и ушел в свой кабинет.
Ну и пошел к черту! Дает мне деньги, этого достаточно.
Я ввалился в свою комнату и упал на кровать. Здесь пахло как после ремонта. Белый потолок, белые стены, белая мебель. Все в этой комнате было белым, но не потому, что мне нравился белый, а потому, что с самого своего появления здесь, я не думал, что задержусь надолго. Комната была обезличена, выглядела как типичная гостевая в доме богатых людей. Забавно, что сначала я опасался в любой момент быть выставленным из дома, а сейчас только и желал, чтобы отец собрал мои вещи и швырнул их с балкона, забрал машину, наказал, пригрозил тем, что оставит меня без всего. Что угодно, только бы не его безразличие.
– Кто это? – спросил отец, когда мама привела меня – пятилетнего в парк, где они условились встретиться.
– Это Джефри, – неловко ответила мама, раскачиваясь на пятках. – Твой сын.
Брови отца изогнулись совершенно странным образом, я помнил выражение его лица до сих пор, но все еще не мог расшифровать его. Что это было? Удивление? Гнев? Сожаление?
– Убирайся, откуда пришла и забери с собой этого ублюдка! – угрожающе тихо выпалил он. – Приблизишься хоть на шаг к моей семье, я сделаю так, что у тебя отнимут его, и ты больше никогда не сможешь выкачивать бабки из дурачков с которыми спала. – Последним словом он поставил точку, развернулся и, прихрамывая, направился к черной машине стоящей у входа в парк.
Таким было мое первое знакомство с отцом. Он был большим и угрожающим, хромал и назвал меня ублюдком. Одно было ясно точно – он не поверил, что я его сын, а может и поверил, но так боялся признать это, что позволил себе окатить и меня и мою маму такими грязными словами.
Мейсону тогда был всего год. Он был долгожданным сыном, ведь они с Джеммой десять лет пытались зачать ребенка. Отцу говорили, что он бесплоден, что шансов нет, а тут сразу двое детей. Конечно, он не поверил моей маме.