Эффект Грэхема
Шрифт:
Я набираю ответ, пока иду к парковке.
Я:
Я готов.
ЖИЗЕЛЬ:
9:15?
Я:
Увидимся там.
Вселенная способствует тому, чтобы мы потрахались.
Это подтверждается, когда мы с Джиджи приезжаем
Джиджи пожимает плечами и направляется в мужскую раздевалку с ключами в руке. Я не могу перестать пялиться на нее с тех пор, как мы приехали сюда. Черные штаны для йоги облегают ее стройные ноги и подчеркивают задницу. Задницу, которую я сжимал несколько дней назад. Я до сих пор помню, какой сладкой она была в моих ладонях, и мои пальцы чешутся прикоснуться к ней снова.
— Как прошла твоя неделя? — беспечно спрашивает она.
Я стараюсь не поднимать бровь. Я так понимаю, мы играем в обычную игру. Просто игнорируем тот факт, что недавно она жадно присасывалась к моему языку. Круто.
— Хорошо. У тебя?
— Загруженно, — признается она. — Как будто каждый год я забываю, какая это большая нагрузка — совмещать учебу и хоккей.
— Какая у тебя специальность?
— Спорт-администрирование. — Она пожимает плечами. — Вроде как всегда думала, что из меня получится хороший агент или менеджер, поэтому выбрала специальность, которая направит меня по этому пути. А как насчет тебя?
— Бизнес-администраторирование. Хотя и не уверен, что буду с этим делать.
Когда мы входим в раздевалку, она снимает с плеч джинсовую куртку и бросает ее на скамейку. На секунду мне кажется, что она собирается продолжать раздеваться — мое либидо искренне одобряет это, — но затем она берет свою сумку с одеждой и направляется в соседнюю душевую.
— Я переоденусь там, — бросает она через плечо.
Как и в предыдущие разы, когда мы были здесь, весь каток в нашем распоряжении, и на нем жутковато тихо. Это не похоже на настоящую хоккейную арену без звука шайб, ударяющихся о борта и оргстекло. Резкий удар шайбы, попавшей в цель, может сотрясти стены здания. Это мой самый любимый звук в мире.
Сегодня вечером почти невозможно сосредоточиться на хоккее. Я никогда не думал, что на это способен. Я всегда сосредоточен на хоккее. Он у меня в крови.
Но сегодня вечером моя кровь кипит от чего-то другого.
Джиджи, похоже, тоже отвлеклась, пропустив несколько пасов, которые отыграла бы во сне.
Вы никогда не осознаете, какая это по-настоящему плохая идея — заниматься каким-либо видом спорта с головой в другом месте, пока кто-то не пострадает.
Во время нашей следующей схватки за шайбу Джиджи издает болезненный крик, который заставляет все мое тело напрячься. Я останавливаюсь как вкопанный.
— Ты
Она снимает перчатки, морщась, когда вращает запястьем. Беспокойство закипает во мне. Черт. Если у нее травма... это может испортить весь сезон.
— Иди сюда.
Я веду ее к скамейке, где мы садимся. Я беру ее запястье одной рукой и осматриваю другой. Я нежно провожу пальцами по сухожилиям, наблюдая за реакцией на ее лице.
— Больно?
— Нет. — Она заметно сглатывает. — Мне кажется, все в порядке. Думаю, я просто потянула его, когда мы были возле бортов.
Я нажимаю на другое место, все еще изучая ее.
— А так?
— Нет.
— Уверена? — Я чувствую, как трепещет ее пульс под подушечкой моего большого пальца.
Джиджи кивает с облегчением.
— Этот спазм уже прошел.
Она снова поворачивает запястье, но не делает никаких движений, чтобы вырвать его из моей испытующей хватки.
— На самом деле я ни разу не ломала ни одной кости, — признается она. — Думаю, мне повезло. Мой брат в детстве трижды ломал руку. Ты когда-нибудь что-то ломал?
— Ребра считаются?
— Конечно.
— Тогда парочку ребер, в разное время пару раз. Остальные случаи — легкие растяжения. Лодыжка, запястье. — Я пожимаю плечами. — Никогда не ломал ничего важного.
— Ну, ребра очень важны. — Она протягивает руку и касается моей грудной клетки поверх потной майки.
Хотя она и не прикасается к моей обнаженной коже, я чувствую ее пальцы, как клеймо для скота.
— Знаешь... — Она задумчиво замолкает. Серые глаза пристально смотрят на меня.
Мне неловко от того, как она на меня смотрит. Как будто она видит что-то, чего не вижу я. Как будто она знает обо мне какой-то секрет, который даже я не смог разгадать.
Наконец, она заканчивает эту мысль.
— На самом деле ты не мудак.
— Уверен, что именно он.
— Нет. Это все спектакль. Тебе не все равно. Ты просто не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что тебе не все равно. Я думала, у тебя огромная палка в заднице, но грубость — это прикрытие для чего-то. — Губы Джиджи слегка изгибаются. — Не волнуйся, я не буду спрашивать, для чего. Я знаю, ты мне не скажешь.
Она продолжает изучать мое лицо, и я борюсь с желанием опустить голову. Я чувствую себя странно беззащитным. От этого у меня чешется кожа.
— Расскажи мне, в чем ты ошибался на счет меня.
Ее просьба поражает меня. Я не придавал этому особого значения, но теперь, когда я размышляю об этом, я понимаю, что у меня действительно были некоторые предвзятые представления о ней.
— Я предполагал, что ты будешь более высокомерной. Имеешь право, — признаю я.
Она кивает, как будто ожидая этого.
— Но ты скромнее, чем я ожидал. Ты редко хвастаешься, только когда шутишь. Каждый раз, когда кто-то делает тебе комплимент, ты выглядишь приятно удивленной, как будто это первый раз, когда такое происходит. И ты всегда за это благодаришь.