Эффект матрёшки
Шрифт:
На улице заметно похолодало. Ада стояла, раздумывая идти в метро или на автобус.
– Вас подвезти?
Интимный баритон принадлежал блондину, сперва показавшемуся ей таким привлекательным, а позже отвратительно ароматным. Внезапным айсбергом тот отошел от темной стены и преградил дорогу Артемиде, собравшейся пока нет машин, перемахнуть проезжую часть напрямую, минуя переход. Ей ничего не оставалось, как с разбегу ткнуться в его округлый живот и отпрянуть.
Огромный блондин не сводил с Артемиды задорного взгляда, а еще… Знаете ли вы, что украшает мужчину? Мужчину украшает нос. И нос у него был!
– Пойдемте скорей в
«Адекватен он», – подумала Артемида и зачем-то согласилась, но когда машина тронулась, ей стало нехорошо.
Она почти не слушала Натана (так ей представился блондин), прикидывая, куда шарахнет его, если тот начнет приставать. «И зачем я только села, – корила себя Артемида, глядя на волосатые ручищи. – Ладно, если изнасилует, а вдруг некрофил. И почему я не поехала в метро!»
– Да, расслабьтесь… – улыбнулся Натан. – Я вас не съем…
– Вы уже кем-то закусил, – стараясь выглядеть непринужденно, отшутилась она и, отвернувшись, стала озирать проносившиеся за окном пейзажи. Ее нежелание поддерживать беседу была так очевидно, что на помощь своему обаянию Натан был вынужден призвать музыку. Он включил приемник, но вместо песен в неловкую паузу ворвались позитивные голоса, наперебой смущая добропорядочную жену порнушными стонами. С каменным лицом Артемида ждала, когда начнут агитировать за безопасный секс, уверяя, что только с кондомами их фирмы наслаждение будет, но вместо этого им отчего-то предложили велосипеды с автоматической коробкой передач, а дальше легкий джаз, под который они и проехали большую часть пути.
– Ваша улица, – блондин повернул к Аде носатое лицо, и его зрачки по-кошачьи сверкнули в полумраке. – Вот видите я не людоед, а совсем наоборот.
– Вегетарианец что ли? – она почти успокоилась.
– Хотите проверить? – волосатая ручища протягивала ей глянцевую карточку. – Я знаю один маленький ресторанчик, где подают замечательные морковные котлетки.
Ада раскрыла сумочку. Вместо кармашка визитка упала на дно… Рука дернулась, оттого что блондин настойчиво, но нежно сжал ее в своей, притянул к губам, коснулся языком кончика безымянного пальца… скользнул вниз по боковой его стороне… ненадолго задержался в ложбинке… и также медленно пополз вверх по среднему… Затаив дыхание, Ада растерянно смотрела на голубоглазого Натана, соблазнявшего ее так изощренно и сладостно. Еще немного… Она отдернула руку, открыла дверцу, – под ногами плыла маслянистая лужа, но отступать было некуда.
Глава вторая
Сбросив одеяло на пол, муж лежал на спине и скрежетал зубами. Звук был не из приятных, но Ада давно смирилась, убедив себя, что это не глисты, а нервы.
«Только бы не проснулся», – думала она, осторожно ложась рядом и тут же проваливаясь в сон.
… Натан достиг пика указательного пальца и продолжал свое восхождение по ладони, внутренней стороне руки, пока не коснулся подмышки. Приятная щекотка заставила улыбнуться. Ада лежала голой под ярким светом на металлическом столе, покрытом белой простыней.
Язык поднимался все выше и выше, она ощущала его влажные прикосновения на шее, за ухом. Вот он пополз вниз, минуя бугорки сосков, к аккуратному пупку и еще ниже…
– Ну, что нагулялась, курица? – выводя из сонной грезы, пнул ее в бок муж и захрапел дальше.
«На кого я похожа, на кого я стала похожа… – с утра печалилась Артемида, разглядывая себя в зеркальном шкафу. – И почему люди должны непременно толстеть, изнашиваться, разваливаться… И кто придумал мерзкое слово «целлюлит»… Какой такой целлюлит?! Уютная полнота… милые ямочки на нижних щечках… Кустодиевская муза, поди, не ведала, про страх сей… мда… а до рубенсовской мне еще жрать и жрать… – стоя вполоборота, Артемида критически оценивала свой ягодичный профиль. – Главное, душа моя, ты еще молода, а с телом мы как-нибудь договоримся!»
Оглаживая и осматривая выдающиеся части бледного тела, она вплотную подошла к зеркалу, коснулась его грудью и вскрикнула! Обдавшее Артемиду ледяным презрением, зеркало явно не завидовало ее раздобревшей красоте. Тут же втянув живот под ребра, Ада напрягла нижние «щечки» и, строго взглянув на отражение, приказала: «Все! С понедельника – на диету! Худеть!»
Однако, сегодняшний вторник внушал оптимизм. Ей тотчас захотелось собрать все силы и подготовиться к акту самоистязания основательно. Потому набросив халат, она двинулась к еде, сосредоточенно вспоминая популярные методики истощения. Худеть от мочегонного и слабительного негламурно, как его не назови. Этот способ она отвергла сразу.
Стоя в кухне возле окна и попивая кофе маленькими глотками, она лениво наблюдала за идущей по двору парой, попутно размышляя, о том, что прекрасней всего худеть от любви… или от ревности. Ревность, говорят, прожорливей солитера будет. Так изгрызет!
Мужчина с портфелем держал под руку даму, они шли не торопясь, казалось, благообразная супружеская чета, совершает утренний моцион. Семейную идиллию нарушил мусорный контейнер. Поравнявшись с ним, мужчина вытащил из портфеля палку и начал ловко шуровать ею в контейнерном брюхе. Дама равнодушно наблюдала за происходящим ровно до тех пор, пока из чрева помойки не была извлечена какая-то лохматая дрянь, похожая на дохлую кошку. Встрепенувшаяся дама, тут же сдернув «нечто» с палки, рванула, как хорошей спринтер, но каблук под ней подломился. Попутчик настиг ее, подсечкой уложил на землю и, сев сверху, стал пихать «дрянь» ей в лицо.
«Так это ж моя шапка, из хонурика!» – оживившись, предположила Артемида и, пожелав тотчас увидеть подробности, метнулась в комнату.
Трофейный полевой бинокль свекра, в который она изредка разглядывала чужие вечера в окнах напротив, хранился в кабинете мужа. Только вернувшись, Ада не обнаружила объекта – пара бесследно исчезла, и развлечь ее стало некому. Она пошарила по пустынному пейзажу: садик, помойка, машины рядами – ничего интересного. Приложила к глазам бинокль: окна, окна, окна, ворон терзает рыбью голову в рыжей грязи, цифры автомобильного номера, буквы в серебристом круге с крыльями… На влажном песке автомобильный след, выгоревшая трава… тоска и уныние. Оставалось бесстрашно намазать маслом половину французского батона, наесться и забыться.
Заложив пахучую буженинку между поджаристых и хрустящих горбушек, Ада раскрыла переполненный слюною рот, но скромный её рот не вместил бутерброда. Как не старалась Артемида просунуть его целиком – не получалось. Отдельно пощипав румяные бока и мясо, она кое-как наелась, оставшись неудовлетворенной и даже слегка раздосадованной процессом. Скучая, прилегла на кухонный диванчик, и принялась перебирать кнопки на величайшем изобретении двадцатого века – пульте манипуляционного управления сознанием.