Шрифт:
Все началось с того, что Дэйву Хеллеру приснился кошмар. Вполне обычный кошмар, которые так или иначе посещают рядовых граждан без особых психических расстройств. Не было в нем ни маньяков, ни апокалипсиса, ни даже крови. Но Дэйву довольно редко снились сны, чтобы оставить без внимания сегодняшний. Что-то в нем было особенное, отдававшее тухлым душком переживаний по поводу первого рабочего дня на новом месте, а также приближающейся защиты кандидатской диссертации. В последние дни он часто волновался и пил много кофе, а ел до смешного мало.
Хеллер до боли зажмурился, откинув голову на подушку: что же его так напугало? И почему сердце все еще отплясывает тахикардию, если он понял, что проснулся, и бояться нечего?
Там, в потемках подсознания, точно были ноги, они спускались по ступенькам, а он, Дэйв, стоял где-то в стороне, в кромешной тьме длинного помещения, где желтая полоса рассеянного света выхватывала только ступеньки, чувствовал себя неуютно, не мог пошевелиться, не мог ничего сказать. Хотя этого и не требовалось, ибо все, что было ему позволено, – наблюдать. Его внимание полностью приковали ноги, которые тихо спускались по шершавой бетонной лестнице отдельно от тела, как будто их обладателя кто-то стер огромным ластиком, начиная чуть выше икры и вверх. При том, как успел заметить Дэйв, никаких следов отсечения не было: ни сочащегося кровью мясного среза с соцветиями связок и сухожилий, ни матового блеска большеберцовых костей. Напротив, эти ноги выглядели вполне естественно и без тела, как будто даже не нуждались в нем. Верхняя их граница выглядела так, словно кто-то наложил на нее высокий коэффициент гауссового размытия. Расплывшееся марево не желало приобретать четкость, сколько бы Дэйв ни всматривался в него, сколько бы ни хмурился.
Даже во сне он стремился понять, как такое возможно: чтобы ноги сами по себе, словно два сапога, спускались по ступенькам, издавая при этом таинственный шорох – единственный звук в коридорообразном помещении. Их движения были неспешными и словно что-то предвосхищали, перед каждым новым шагом они замирали, будто в раздумьях, и неизменно спускались чуть ниже, но каждый раз казалось, что они делают последний шаг и вот-вот упадут, как смертельно раненый человек заваливается вперед. Дэйв не мог увидеть предела лестницы или помещения, но точно знал, что он есть, где-то далеко внизу. Ещё он знал, что, когда ноги достигнут цели, произойдёт нечто непоправимое. Наблюдая, он боялся, что его заметят, хоть и понимал, что у объекта нет глаз. Сам он опасности не представлял, но то, что обязано случиться после спуска, вгоняло в тело и мозг Дэйва длинные холодные иглы первобытного ужаса.
Дэйв резко распахнул глаза и заставил себя приподняться на локтях. Он так ничего и не понял, поэтому решил отложить самоанализ на потом. Заставив себя игнорировать ощущение, вызывающее рябь во внутренних органах, Дэйв Хеллер отправил себя собираться. Параллельно он уверял свой мозг, что сегодня обычный день, и ничего особенного не произойдёт. Но самовнушение не действовало. Он явился на работу без опоздания и был доволен собой. День начинал складываться неплохо, если опустить то, с чего он, собственно, начался.
Поднимаясь по ступенькам в главный корпус, Дэйв уже не помнил сна. Он старался ничего не упустить, высматривая знакомые лица в кишащих студентами, словно бактериями, коридорах. Начало нового семестра, в котором он, Дэйв Хеллер, будет здесь преподавать. Нелепые страхи по поводу первого рабочего дня рассеялись, и Дэйв толкнул перед собой дверь, проникая на кафедру общего языкознания, которая должна стать ему вторым домом. Заочно он знал здесь всех преподавателей, их достижения и лучшие монографии, официально – лишь несколько человек. Хеллера тепло поприветствовали и узнали, как поживает его диссертация, готов ли он сегодня провести свои занятия и как себя чувствует. Дэйв сделал виртуальную отметку в голове – первым делом его спросили о диссертации, что бы это могло значить? Честно
Будучи по натуре добродушным и даже мягким, Дэйву ничего не стоило за двадцать минут познакомиться со всеми лично и установить приемлемо-нейтральные для сотрудничества отношения. Первое занятие тоже не оказалось сколько-нибудь особенным. Он был сдержан и терпелив, а терпение требовалось сейчас, как никогда, ведь новый молодой преподаватель всегда вызывает понятный ажиотаж, и главное сейчас – установить разумную дистанцию между собой и студентками, вниманием которых он никогда не был обделен благодаря обаятельной внешности молодого интеллигента.
Дэйв Хеллер без заминок вычитал лекцию второму курсу направления «прикладная лингвистика». Относительная легкость материала позволяла ему параллельно размышлять о диссертации, оставляя в голове пометки, с которыми разберётся вечером. Хеллер был увлечён темой, которую выбрал, мог часами рассказывать о ней, словно помнил все наизусть. Ни у кого не было сомнений, что он успешно защитится. Заметив чей-то зевок на задних партах, Дэйв мгновенно вспомнил о своём сне и с удивлением припоймал то, что ускользало от него весь день: во сне он не услышал ни единого слова. Эта мысль по-новому взволновала его. Он обдумывал её, вращая по оси своего интереса, разглядывая со всех сторон остаток рабочего дня, а вечером засел за работу и продвинулся дальше, чем планировал. Он никогда не ощущал себя одиноким, пока была возможность заниматься научной деятельностью. Казалось, ни в чем другом он не нуждается, и это его истинное призвание.
На следующий день Дэйва вызвали к директору после первого занятия. Он не переживал, потому что знал, что с его стороны все идет идеально или близко к этому. Должно быть, его хотят поздравить с началом работы в колледже или узнать, как прошел первый день. В просторной приемной почему-то не было секретаря, что слегка насторожило, зато под кабинетом директора восседали, словно горгульи, две мрачные персоны в деловых костюмах и с тонкими металлическими кейсами из разряда тех, что стоят безумных денег и никогда в жизни не откроются, если забыть код. Персоны с легким интересом осмотрели Хеллера, как будто видели его не первый раз и хорошо знали, кто он такой, но ничего не произнесли, даже не кивнули. Дэйв решил, что они, должно быть, из министерства образования, ждут назначенного приема. Никто не остановил его, когда он двинулся к двери, поэтому Хеллер без промедлений вошел в кабинет, настраивая себя на лучшее.
Мистер Стэнли встрепенулся, услышав посторонние звуки, и сразу предложил Дэйву присесть. Он не любил лишних слов, и этим подкупал. В каком-то смысле мистер Стэнли был бизнесменом куда больше, чем директором. Может, поэтому у колледжа дела шли так хорошо, что Дэйв посчитал его наилучшим вариантом для трудоустройства.
– Хеллер, верно? Кафедра общего языкознания, – директор кивнул сам себе, наблюдая, как молодой преподаватель занимает место напротив него. По интонации Дэйв понял, что ответа не требуется, это была констатация факта. – Что ж, надеюсь, с занятиями у тебя все в полном порядке, потому что интересуют меня вовсе не они. Не буду ходить вокруг да около, времени на это нет. Видел двух джентльменов в похоронных костюмах? Эти серые кардиналы, по моим догадкам, безопасники всяких делишек, связанных с разработкой и исследованием бог знает чего, – директор недовольно вздохнул, переводя дух и поправляя полы пиджака. – По крайней мере, документы у них серьезные. Нас никогда не ставят в курс дела, считая, что мы и без полной картины отлично справимся, – он кисло улыбнулся, и Дэйв заметил, что не понимает абсолютно ничего. – Так вот. Эти церберы наведываются к нам иногда, как в справочное бюро, и берут консультации на интересующие их темы, скажем так, лингвистического характера. Понимаешь, о чем я?