Эффект зеркала
Шрифт:
– Джеки! – испуганно пробормотала она и легонько тряхнула любимца. – Джеки, малыш! Я тут… Эй, что с тобой? Очнись, слышишь? Мы выберемся… – в глазах все поплыло, и Айя крепко прижала хонорика к груди. – Я тебя никому не отдам…
И вдруг через кофту и куртку она почувствовала биение крошечного сердечка.
– Тук-тук, – билось ее собственное.
– Тук-тук-тук-тук, – мелкими ударами отвечало сердце Джеки.
Пушистое тельце снова стало мягким, зверек шевельнулся, раз, другой… И снова принялся крутиться в ее руках.
– Ох, слава Богу… – выдохнула Айя. – Я бы не смогла
Она посадила хонорика на картонку, а сама нагнулась над клеткой.
– Ого! – крикнул кто-то у нее над ухом. – Ты только глянь!
Айя выпрямилась и увидела двоих подростков. Парней лет четырнадцати-пятнадцати. Они стояли около нее с ошарашенным видом и пялились куда-то вниз. Она проследила за их взглядом и обомлела: Джек, ее капитан Джек, стоял на задних лапках и раскачивался.
– Круто… – протянул один из мальчишек. – Че, реально он из цирка!
– А то! – хмыкнула Айя, опомнившись от шока.
Тем временем, Джек продолжал крушить публику. Он танцевал, скакал по кругу, как цирковая лошадь, выгибался, крутился вокруг своей оси… Вслед за двумя подростками остановилась женщина с дочкой, туристы, китаец, молодая парочка, и вскоре зрители образовали целую толпу. Купюры сыпались в блестящую шляпку, люди хлопали и восторженно перешептывались. Но Айя была начеку, и как только она заметила на горизонте форменную фуражку, быстро подобралась и под разочарованное гудение поклонников растворилась в людском потоке.
Дальше был переход на Белорусской, на Курской, на Охотном ряду и Пушкинской. И везде Капитан Джек Воробей собирал овации и народную любовь в рублевом эквиваленте. И нигде Айя не проводила больше часа, но на последней точке своего дневного маршрута, на Киевской, задержалась. Она планировала собрать еще немного – и сразу ехать на электричке в Апрелевку, чтобы найти жилье или хотя бы недорогую гостиницу.
Джек был особенно хорош, казалось, он вошел во вкус, и теперь выступал с хозяйкой в тандеме. Она от балды совершала непонятные пассы, которые делали ее похожей на странную помесь фокусника и дрессировщика, но хонорик улавливал все ее желания на лету. Айя сама не понимала, как может выдавать такие чудеса животное, которого она за целый год научила только команде «служить», да и то – с трудом и лакомством. То есть, непонятно было, из-за чего он встает на задние лапы: из-за команды, или из-за желания дотянуться до вкусного кусочка. А тут из него попер самый настоящий дар циркача, и Айя уже грезила об их великом будущем и райской жизни с джакузи, полным холодильником пирожных и телевизором на полстены.
Как это обычно бывает, потеря бдительности не преминула аукнуться проблемами. И как только Айя с клеткой и полными карманами денег вышла на улицу и двинулась к вокзалу, к ней подскочили двое. Лица без намека на моральные принципы, удушливый запах дешевых сигарет и тихий щелчок складного ножа.
– Прогуляемся, красотка?
– Нет, спасибо, – улыбнулась Айя. – Я свежим воздухом надышалась выше крыши.
Попытка ускорить шаг была обречена.
– Только попробуй, – тот, что повыше, вцепился в ее плечо. И хорошо, что в здоровое!
– Ладно, ладно, – примирительно пробормотала она. – Ведите.
Айя покорно шла следом, изображая смирение, но подспудно оглядываясь в поисках пути к отступлению. Вот же! Попасть к ментам – плохо, а нарваться на ножичек – еще хуже… Верила бы в проклятия, то бегом рванула бы за очищающим обрядом. Жаль, так не выйдет. Нет, и все-таки! В какой именно момент она запорола себе карму?
– Заходи, – мрачный конвоир толкнул ее к белому фургону.
Она послушно отодвинула дверь, залезла, аккуратно придерживая клетку перед собой. Только бы не отобрали Джека, только бы ему ничего не сделали…
В фургоне сидел мужик, которому явно не грозило облысение. Черная растительность бурно кустилась на голове, шмелями улеглась над глазами, синела на щеках и подбородке. Пятачок, не занятый волосами, был настолько мал, что выглядел досадной ошибкой. Иными словами, если бы Айе поручили подобрать актера на роль Бармалея так, чтобы обойтись без грима, она бы без сомнений притащила им этого мужика. К сожалению, к искусству тот был не расположен.
– Так-так… Кто тут у нас… – начал он. – Решила затеять маленький бизнес?
– Вроде того. А вы хотели посмотреть на представление с первого ряда? На детские праздники у меня отдельный ценник.
– Шутишь… Смешно, – он ощупал ее взглядом: и Айя в очередной раз поняла: карьера на трассе – совсем не по ней. – Дело такое, тут моя территория. Ты работаешь, я тебя не трогаю… Семьдесят на тридцать.
– Что?! – взвизгнула она. – Налог у нас вроде тринадцать процентов…
– Думаешь, самая умная? А слабо делать трюки без своей крысы?! Какой дневной заработок?
– Десятка.
– Маловато по первости… Ну да ладно, – он повернулся к двум из ларца. – Обыщите.
– Я же сказала!..
– Говорить будешь в другом месте. Выворачивай карманы.
Пять минут унизительного ощупывания и похлопывания, и ее усадили обратно. К счастью, в горшок Джеки они не полезли, но вытащили весь заработок. Даже те деньги, что она свистнула в больнице у Цапли. Хорошо еще, что ее не на наркотики шмонали и в заднице никто не стал проверять.
– Так-так… Сколько у нас? Тринадцать тысяч, – мохнатый беззаботно пересчитал смятые купюры. – Уже наврала. Итого: девять тысяч мои, плюс две тысячи штраф за работу без разрешения, плюс полторы за вранье. Держи, вот тебе на суп и на корм для циркового артиста. Еще раз попробуешь встать без моего разрешения, я лично тебя почикаю, поняла? А из твоей крысы сделаю кошелек.
И он пихнул ей пятьсот рублей. Лучше бы просто плюнул в лицо!
– Вазиф, я ее уже видел… – один из конвоиров пристально ее изучал. – Я у казахов с массажем когда деньги брал… Да, точно! У них убиралась.
– Вот как? – оживился мохнатый. – А Бекзат в курсе, чем ты теперь занимаешься?
– Он что мне, хозяин? – Айя сжала челюсти, чтобы не показать испуга. – Уволилась и все.
– Ну смотри мне… – Вазиф нагнулся к ней. – Я проверю. Чтобы завтра в девять пришла на это самое место. Теперь ты работаешь на меня. И если обманула… Тебя найдут. Поняла? И зарабатывать будешь, как калека.