Эфирный эликсир
Шрифт:
— Семь — ноль, ха-ха! — Засмеялся Рысцов.
— Чё толкаешься?! — По бурому подскочил Беляев. — Это фол! Ну, скажите пацаны!
— Курить надо «Белый» меньше, а правила баскетбола знать лучше. — Усмехнулся я. — Когда ты преграждаешь мне путь, находясь в движении — это блокировка, фол с твоей стороны. И не важно, что я тебя потом закатал в паркет. Твои проблемы.
— Сука, — услышал я тихий «комплимент» от Беляева.
— Дай мяч! — Тут же гаркнул хулиган Толик Широков, выбежав за трёхочковую линию, как это обычно делается при игре в стритбол на одно кольцо.
— Я его взял! — Рявкнул я
И тут же за секунду приклеился к Широкову, который так рассвирепел, что готов был снова броситься в драку. Однако вчерашние «звездюли на задах» для грозы всех семиклашек и шестиклашек школы не прошли даром. Поэтому «Широкий», немного порычав, в дриблинг пошёл по общепринятым правилам баскетбола. «Неплохо прикрывает мяч корпусом», — подумал я, и немного подтолкнул соперника в спину. А потом резко отскочил на метр назад, чтобы насладиться тем, как мой оппонент грохнется на пол. Ведь распсиховавшийся Широков, плохо контролирующий себя, в ответ решил со всей силы бортануть меня спиной. Однако толкнул уже один невесомый воздух. От грохота на паркет нашего школьного хулигана, на той половине спортзала вздрогнули не только девчонки, но и физрук «Штурман», который мгновенно прибежал на нашу половину.
— Семён Палыч, ничего страшного, локоть немного пошкарябался, — пробурчал я, еле сдерживаясь, чтобы не захохотать.
— Я вам сейчас покажу локоть! — Физрук погрозил всем парням кулаком, осмотрел повреждённую руку горе-баскетболиста и сказал. — Иди Толя в медпункт. Можешь на урок не возвращаться. Молчанов проводи товарища. Не хватало мне ещё заражения крови на свою голову.
Когда мы с «Широким» покинули зал, где всё ещё стучали баскетбольными мячами в паркетный пол, Толик недовольно прошипел:
— Чё, футболист, радуешься?
— Топай, давай, топай. — Я подтолкнул хулигана к заветной двери медпункта. — Сейчас от потери крови хлопнешься в обморок, мне что, тебя нести прикажешь?
— Зачем с физичкой в ментуру бегал? — Продолжал заводиться Широков. — Мы же честно с тобой дрались!
— Ты думаешь, по твоему поводу в ГУВД ходили? — Я криво усмехнулся. — Маньяк в городе появился, навроде Чикатилы.
— Каво?
— Таво, топай, топай. — Я два раза постучал в белую дверь медицинского кабинета, на табличке которого было написано «Медсестра Копылова Наталья Сергеевна» и, войдя внутрь, тут же весело сообщил женщине в белом халате. — Наталья Сергеевна, непредвиденный случай на уроке физкультуры! Учащийся восьмого «А» Анатолий Широков прыгнул в высоту «Фосбери-флопом» два сорок и улетел мимо матов. Теперь нужно срочно оказать первую медицинскую помощь. Искусственное дыхание я уже сделал.
— Биз...бол, — тихо прошипел хулиган.
— Вы у себя в спортзале совсем сума сошли! — Всплеснула руками медсестра, женщина лет тридцати, маленького роста с неприметными простоватыми чертами лица и чуть-чуть склонная к полноте. — Это кто же удумал на такую высоту прыгать?
— Готовимся к Олимпийским играм в Сеуле. Страна требует новых рекордов и новых покорённых вершин! — Отрапортовал я и с чувством выполненного долга уселся на стул, чтобы посмотреть, как пострадавшему от баскетбола балбесу будут намазывать локоть зелёнкой и накладывать бинт.
И вдруг сообразил, что Чикатило-то ещё не взяли! Его ведь только в 90-ом году сцапают. «Сегодня же напишу куда следует», — подумал я. А тем временем медсестра точными ловкими движениями перебинтовала Широкову руку, сразу показав, с какими травмами чаще всего обращаются школьники.
— Голова не кружится? — Спросила Наталья Сергеевна у одноклассника. — Сейчас я тебе ещё витаминов дам. В вашем переходном возрасте обмороки частое дело. — Сказала она уже мне, тем самым подсказав хорошую идею, как свалить с уроков, если появится такая необходимость.
— Витамины — это хорошо. — Я подмигнул Широкову. — Я бы ещё на вашем месте противостолбнячный укол нашему чемпиону воткнул, чтоб он на два сорок в следующий раз не сигал без разминки.
— Не надо укол! — Тут же подскочил с кушетки хулиган. — Нормально у меня всё с головой, не кружится.
— Не всегда отсутствие головокружения говорит о том, что с головой полный порядок, — хмыкнул я и тоже встал со стула. — Пошли что ли, до раздевалки тебя провожу, чемпион.
Первые пятнадцать минут сегодняшнего урока литературы превратились для меня в сольный концерт. Сначала я исполнил для одноклассников и нашей классной руководительницы Марины Алексеевны романс «Окрасился месяц багрянцем, где волны шумели у скал». Затем спел старинную казачью песню «Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольётся», пояснив литераторше, что этот шедевр народного творчества в 19-ом веке звучал в лучших домах Москвы и Санкт-Петербурга именно как романс. Далее я затянул «Шумел камыш, деревья гнулись», но, не дослушав и половины песенного произведения, Марина Алексеевна заявила, что эта пошлость прозвучит на литературном вечере только через её учительский труп. Тем более «камчатка» во главе с «Широким» тут же возбудившись, начала фантазировать на тему, чем занимались влюблённые, когда шумел камыш.
— Тогда есть беспроигрышный вариант — романс «Гори, гори, моя звезда», — сказал я и запел:
Гори, гори, моя звезда,
Звезда любви приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда…
Окончание великолепного романса потонуло в шумных и продолжительных аплодисментах, так как сметливые одноклассники быстро сообразили, чем дольше аплодисменты, тем быстрее закончится урок.
— Итак, с романсами определились, теперь разбирайте отрывки из «Горе от ума», — опустила всех на землю классная, вытащив из бумажной папки уже напечатанные на пишущей машинке листы. — Монолог Чацкого «А судьи кто?..». Кто возьмёт? Можно разделить его на трёх человек. Хоть что-то в ваших головах останется от Грибоедова.
«Интересно, — подумал я, пересев на самую заднюю парту во втором ряду, чтобы не мешать народу разбирать отрывки покороче и полегче, — стал бы сочинять старик Грибоедов свою комедию в стихах, если бы знал, что спустя годы её будут заставлять учить из-под палки? А ведь «Горем от ума» зачитывался весь Петербург, разобрав произведение на цитаты. Сейчас кому скажи про это, пошлют на три буквы, хоть дым Отечества всё так же сладок и приятен».
— Слышь, футболист, — ко мне подсел Широков, — а что ты в медпункте говорил про маньяка? Кто погиб-то?