Эфирный эликсир
Шрифт:
— Стой! — Рявкнул недовольно главный редактор. — Восемь рублей за статью. Сколько ещё можешь подобных заметок написать?
— Сколько смогу? Восемнадцать штук через неделю сделаю. — Я протянул руку для рукопожатия товарищу Кривоносову.
— По частям? — Удивился он, пожав мою ладонь.
— Я бы сделал по частям, но мне надо сразу. Время дорого товарищи газетчики. — Подмигнул я заведующей отделом писем.
Глава 8
Тем же вечером на квартире у Дины Гордеевой появился небольшой повод отметить мои корочки внештатного корреспондента «Шахтёрской кочегарки». Правда сам документ мне пока не
— Правильно, — согласился Андрюха Рысцов. — Хватит народу бухать, пора всем вставать на лыжи.
— Вот тут я бы поспорил, — сказал я. — Население, конечно, из синьки нужно постепенно вытягивать. Но зачем же уничтожать виноградники? Зачем перекрывать продажу слабоалкогольных вин, от которых только шум в голове?
— У меня папа тоже говорит, — поддержала меня Наташа, — что из-за этого необдуманного закона, люди стали употреблять клей БФ, тройной одеколон, жидкость для мытья стёкол. Он в техникуме работает и всё это видит.
— Сахар с прилавков смели на самогонку. — Кивнул головой Рысцов. — Кстати, у нас на третьем этаже бабуля одна бормотухой торгует, могу сгонять.
— Я тебе сгоняю. — Я погрозил другу кулаком. — Специально народ нервируют перед развалом страны. Зато сразу, как только всё рухнет — водки, пива и вина будет хоть залейся. Гуляй, рванина, от рубля и выше! Ну, что, до сих пор ещё мне не верите, что грядут смутные времена?
— Не пугай Валерочка, лучше сыграй что-нибудь, — улыбнулась Дина Гордеева.
— Давай школьную, «Разбежавшись, прыгну со скалы». — Захохотал Рысец. — Наша классная как её сегодня услышала, так у неё глаза из орбит вылезли. Песня несчастного влюблённого Чацкого, ха-ха.
Я взял гитару, немного поднастроил струны, особенно подтянул первую, у которой, скорее всего, разболтался колок, и сказал:
— Про скалу я спою чуть позже. Сначала ещё одна песня о непростых взаимоотношениях между мужчиной и женщиной.
Путь из точки до вечности, слова не считаются.
Болезнь безупречности, от нее и спиваются.
Красота предсказуема, злость обоснована.
Я думал, всё кончилось, но опять все по-новому.
Первые строчки песни «Смысловых галлюцинаций» всколыхнули самые неприятные и тяжёлые воспоминания моей жизни после окончания ВУЗа. Безденежье, разрыв, казалась бы крепких отношений, с одной очень милой девушкой, которая выбрала более денежного и стабильного мужчину. Затем началось беспробудное пьянство, множество нелепых и бессмысленных поступков. Зато именно тогда я вдруг осознал, что на заводе мне делать нечего и пустился в свободное плавание, которое привело меня в журналистику. В моём случае — разум действительно победил.
Разум когда-нибудь победит.
Что-то заставит взять себя в руки.
Я зря на небо грешил,
Оно не скучает, оно умирает со скуки…
После того, как я отыграл последний аккорд, девчонки примерно минуту молчали. Так как простенькие тексты «Миража» и «Ласкового мая», гремевшие из всех «утюгов» на тему: «Я пришла, ты ушёл, я ушла, ты пришёл», никаких вопросов перед слушателем не ставили и голову не заморачивали. До триумфального шествия Виктора Цоя и группы «Кино» по крупнейшим концертным площадкам страны ещё оставалось несколько месяцев. Лишь в 88-ом в нашем Шахтёрске в каждом дворе начнут бренчать на гитарах «Пачку сигарет» и «Звезду по имени солнце», поэтому сейчас Андрюха Рысцов резонно заметил:
— Чё-то я не вкурил, песня-то о чём?
— Потому что ещё маленький, — пробурчала Наташа, ведь песня на неё произвела самое большое впечатление.
— Да, Рысец, всему своё время. — Ухмыльнулся я. — Кстати, по поводу времени, которого остаётся всё меньше и меньше. Я сегодня после газеты пообщался с девушками из общежития швейной фабрики. — Чуть-чуть приврал я и поймал на себе возмущённый взгляд своей подруги. — Пропавшую в мае Екатерину Кузнецову, накануне, перед майскими праздниками один какой-то её знакомый подвозил на автомобиле аж до Луньевки, где у неё живут родители. Я думаю — это важная зацепка.
— Что за машина, как выглядел водитель? — По-деловому поинтересовался Рысцов.
— Этого её подруги не видели. — Тяжело вздохнул я. — Поэтому завтра днём я свалю с уроков и съезжу в 17-ую школу. Я до четвёртого класса там учился, кое-кого ещё помню. Может быть, там узнаю что-то новое. Неплохо было бы до конца недели переговорить с подругами и знакомыми пропавшей девушки и из 2-ой школы.
— Вторая школа сразу отпадает, — махнул рукой Андрюха. — У нас с ними война. Да ещё к тому же мы у них кубок выиграли. Забыл что ли?
— Я могу пообщаться с девчонками из 2-ой школы, — сказала Дина. — Я там училась до третьего класса. Меня они бить не будут, ха-ха.
— За расследование этого безнадёжного дела надо выпить. — Засмеялся Рысец, подняв кружку с кофе.
Домой от Дины Гордеевой я опять возвращался ближе к полуночи. Так как после кофе и торта, у нас начались танцы под магнитофон. Потом я ещё попел под гитару, затем целовался с красавицей Диной на кухне, пока Рысцов о чём-то спорил с Наташей в маленькой комнате. В общем, три часа в приятном обществе пролетели незаметно. Проводив Наташу и школьного друга, я медленно брел к своему подъезду. Два жёлтых уличных фонаря еле-еле освещавших опустевший двор отбрасывали от одиноких тополей длинные причудливые тени на мёрзлую осеннюю землю. И вдруг одна из теней шевельнулась. Не то чтобы я вздрогнул, но резко развернувшись, моментально привёл себя в полную боевую готовность и аккуратно опустил кофр с гитарой на уличную скамейку очень удачно оказавшуюся поблизости.
— Э! Опять твои шуточки? — Обратился я в сторону тополя, в тени которого кто-то прятался. — Выходи, бить не буду, поговорим.
Однако сгусток черной мглы, выглядывающий из-за ствола дерева в пятнадцати метрах от меня, так и остался всего лишь сгустком мглы. И я готов был уже поверить, что мне странное движение тени всего лишь померещилось. Но на всякий случай я сделал шаг навстречу, затем ещё один, и ещё. Резкий рывок неизвестного человека, одетого в чёрную одежду, из-за того самого тополя застал меня врасплох. Между нами было пятнадцать метров дистанции, и за секунду это расстояние выросло ещё на десять метров. Странный незнакомец с завидным проворством припустил в соседний двор, и я бросился следом. «Мне день и ночь покоя не даёт мой чёрный человек, — всплыли в моей голове строчки Пушкина, когда я перепрыгивал через очередную лужу. — За мною всюду, как тень он гонится. Вот и теперь мне кажется, он с нами…».