Егерь: назад в СССР 2
Шрифт:
Высокая и стройная, она была из тех женщин, которые в возрасте за сорок выглядят лучше, чем в юности. Несмотря на трое родов, Галина Петровна сумела сохранить фигуру, а седые корни волос аккуратно подкрашивала у лучших парикмахеров Ленинграда.
А ещё Галина Петровна была очень умной женщиной. Поэтому, заметив бокалы и блюдце с закуской, ничего по этому поводу не сказала и даже не нахмурилась.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич! — улыбнулась она Тимофееву.
А затем повернулась к мужу.
— Георгий, нам повезло!
С этими словами Галина Петровна ещё раз кивнула мужчинам и вышла из комнаты.
— Видал? — снова прошептал Георгий Петрович Тимофееву. — Какова, а? Королева! Значит, решено — остаёшься обедать. И не вздумай возражать!
Но возражать Александр Сергеевич и не собирался. Наоборот, при мысли о генеральском обеде у него свело желудок в сладком томлении, а рот наполнился слюной.
— Давай-ка, ещё по глоточку, для аппетита, — сказал генерал. — Да сыр бери, не стесняйся! Вон, как у тебя глаза-то блестят от голода. Вот что! Я тебе потом отрежу немного сыра и колбаски копчёной — порадуешь своих.
— Не нужно, Георгий Петрович, — возразил Тимофеев.
Но генерал только хлопнул ладонью по журнальному столику, пресекая возражения.
— Что думаешь делать с Синицыным, Саша? — спросил он.
— А что с ним делать? — удивился Тимофеев. — Пусть работает.
— Сезон скоро открывается, — напомнил генерал. — А на базу вместо Жмыхина ты кого посадишь?
— Базу, наверное, придётся пока закрыть, — вздохнул Тимофеев. — Человека туда я быстро не найду. Да и ещё одна заковыка есть.
— Какая?
Георгий Петрович поднял брови.
— Жмыхин у нас работал давно, — виновато сказал Александр Сергеевич. — Вообще-то, егерю полагается жить на базе. Но он выпросил разрешение построить себе дом на землях охотхозяйства. Мы этот дом провели по документам, как постройку, принадлежащую базе.
— Так в чём проблема? — удивился генерал.
— Там жена Жмыхина осталась, — сказал Тимофеев. — Теперь ума не приложу — что с ней делать. Не выгонишь же на улицу. Да и жена за мужа не отвечает.
— Ох, Александр Сергеевич! Хитёр ты, как лис! Ладно, уговорил! Съездим вместе на базу, на месте разберёмся. Да завтра и поедем — чего тянуть? И Синицына туда вызови.
— Да не согласится он, — возразил Тимофеев. — К тому же, у него свой участок есть. А там я кого посажу?
— Вот ты вызови, а мы на месте и поговорим. И позвони-ка ты ему прямо сейчас!
С этими словами Георгий Петрович ухватил Тимофеева под локоть, вежливо, но непреклонно поднял с дивана и повёл к стоящему на столе телефону.
Еловое озеро. Утро
Лодка медленно и бесшумно продвигалась по зеркальной воде. Я едва шевелил вёслами, тихо, без всплесков опуская их в воду. Хорошо смазанные уключины не скрипели. На всякий случай я обмотал их старой рубашкой, разорвав её пополам.
Со времени ареста Жмыхина прошла неделя. Трижды меня вызывали в Волхов к следователю. Один раз пришлось ехать вместе с ним на базу, показывать на месте, что и как произошло в то утро. Жену Жмыхина я не видел. В дом она нас не приглашала, а следователь не посчитал нужным с ней разговаривать. Видимо, её подробно допросили раньше.
И слава богу! Не хотел я смотреть в глаза женщины, мужа которой засадил в тюрьму. Пусть даже он был трижды виноват в этом. Пусть собирался стрелять в меня. Но так устроен человек, что не может хладнокровно наблюдать чужие страдания, хоть и заслуженные.
Поэтому я подписал протокол на тёплом капоте машины следователя и, облегчённо вздохнув, уехал вместе с ним.
Когда Тимофеев дозвонился до меня, я первым делом хотел отказаться от встречи на озере. Потому что заранее понимал, о чём пойдёт разговор.
Но Александр Сергеевич заверил, что никто не станет на меня давить.
— Мы примем любое ваше решение, Андрей Иванович, — сказал он. — Но поговорить нужно.
— Хорошо, — нехотя ответил я. — Только... Вы сказали, что приедете после обеда?
— Да, — подтвердил Тимофеев.
— Разрешите мне прийти утром пораньше и взять лодку с базы? Я хочу осмотреть озеро.
— Конечно, берите, если нужно. Но к двум часам дня мы ждём вас на базе.
— Хорошо, — повторил я и повесил трубку под любопытным взглядом Фёдора Игнатьевича.
— Сманивают тебя, — не спросил, а утвердительно сказал председатель.
Я покачал головой.
— Да пока, вроде, нет.
— Значит, будут сманивать. Согласишься?
Я сердцем чувствовал, что Фёдор Игнатьевич прав. Зачем бы ещё Тимофееву вызывать меня на базу? Да ещё и Георгий Петрович приедет с ним.
— Не знаю, Фёдор Игнатьевич, — честно ответил я. — как пойдёт.
Я вышел из Черёмуховки почти затемно — небо на востоке едва посерело. Пока брезжили короткие утренние сумерки, добрался знакомой дорогой до леса и через два часа уже был на озере.
Собаки Жмыхина встретили меня неистовым лаем, но его жена даже не вышла на крыльцо. И полотняная занавеска на окне не дрогнула — я специально следил.
Пару раз за эту неделю прошли короткие дожди. Кровь давно смылась, да и трава подросла. Но я чётко запомнил место, где упал Самохвалов, и обошёл его стороной.
Ярко вспомнилось всё, что происходило сразу после убийства.
Самохвалов умер, пока мы несли его до машины. Павел проверил у него пульс, дыхание и махнул рукой.
— Бесполезно везти. Только больше мороки будет.