Егерь: заповедник
Шрифт:
Вдвоем мы несем клетку по тропинке вдоль Песенки ко мне во двор. Пойманная лиса лежит неподвижно.
— Ей ведь в живом уголке будет лучше? — спрашивает Сережка.
— Конечно, — киваю я.
Глава 32
— Она почти ничего не ест, — огорченно говорит Сережка.
Алексей Дмитриевич сокрушенно кивает, соглашаясь с Сережей. А Федор Игнатьевич молчит, насупившись, и задумчиво трет ладонью морщинистый лоб.
Мы вчетвером стоим рядом с вольером, в котором еще позавчера жили мои собаки. Теперь
Собак пришлось временно переселить во двор и посадить на цепь. Псы этим очень огорчены. Чтобы подбодрить их, я вечером выхожу с ними в лес и отпускаю побегать вволю.
Вместо будки для лисы мы приспособили большой фанерный ящик. В нем и перенесем лису в новый вольер, когда он будет готов. В ящик насыпали мягкую стружку в качестве подстилки.
Лиса прячется в ящике, и почти не выходит из него. Наверное, принимает ящик за необычную тесную нору, и там чувствует себя в безопасности. Она выходит только по ночам и лакает воду из большой миски. Я замечаю это утром, когда доливаю в миску воду.
В другой миске лежит нетронутая лисой еда. Отварная свиная требуха, оранжевые кругляши вареной морковки, бордовые кусочки свеклы.
В природе лисы едят почти все. Ловят мышей и лягушек, не брезгуют падалью и насекомыми, выкапывают из лесной подстилки съедобные корешки, разоряют птичьи гнезда.
В неволе им тоже нужен разнообразный рацион. Нельзя кормить зверя только мясом или рыбой.
— Может, привыкнет? — вздыхает Воронцов.
Я вижу, что апатия лисы угнетает Алексея Дмитриевича, и разделяю его состояние. Мы ведь ловили лисицу, чтобы спасти ее от голодной смерти, а что получается теперь?
— Ей нужен вольер побольше, — говорю я. — Все же, это дикий зверь. Она привыкла к простору.
— Где же я столько материала возьму? — возражает Федор Игнатьевич.
Но умолкает, не договорив. Только сердито машет рукой.
— Ладно. Андрей Иванович, ты нарисуй мне, какой вольер нужен. Сделаем.
А откуда я знаю, какой вольер подходит для содержания лисы? Вчера я дозвонился в институт, но профессора Катаева не было на месте. И в деканате мне не сказали, где его найти.
— Федор Игнатьевич, давай сходим в сельсовет, — говорю я. — Попробую еще раз дозвониться до Катаева.
— Идем, — соглашается председатель.
Когда мы переходим Песенку по деревянному мосту, Алексей Дмитриевич Воронцов задумчиво спрашивает:
— Может, выпустить ее? И как-то подкармливать прямо в лесу?
Я с сомнением качаю головой. Лиса — это не заяц. Вряд ли она станет приходить на подкормочную площадку. Хотя, чем черт не шутит.
— Если не станет есть — выпущу, — говорю я. — Отвезу на озеро и выпущу. Оттуда она до деревни не доберется.
Я звоню в деканат, и на этот раз мне везет. Олега Александровича сразу зовут
— Олег Александрович, вы не могли бы связать меня с кем-то из работников Ленинградского зоопарка? Помните, вы приглашали оттуда зоолога, и он провел у нас несколько лекций? Мне очень нужна консультация.
Катаев несколько секунд молчит. Я слышу в трубке ритмичный стук — наверное, профессор постукивает пальцами по столу.
— Андрей, вы можете подождать у телефона? — наконец, спрашивает он. — Я вам перезвоню.
— Конечно, — отвечаю я.
— Тогда продиктуйте ваш номер.
Я диктую номер черемуховского сельсовета, не забыв добавить междугородний код, и вешаю трубку.
Федор Игнатьевич выходит на крыльцо, привычно разминая в пальцах папиросу. Дверь он оставляет открытой, и в нее тянет осенней свежестью, холодом и сладковатым табачным дымом.
— На днях выпадет снег, — не оборачиваясь, говорит председатель. — По радио прогноз слышал.
Я машинально смотрю в окно, на низко плывущие над деревней серые тучи. Тучи тянутся тяжело, цепляются за верхушки деревьев и высокую трубу совхозной котельной.
— Да, — соглашаюсь я. — Зима скоро.
Телефон трезвонит так резко и неожиданно, что я вздрагиваю. Снимаю трубку:
— Олег Александрович?
— Андрей Иванович Синицын? — спрашивает в ответ бодрый мужской голос. — Это Макаров из Ленинградского зоопарка. У вас, и в самом деле, есть лиса? Откуда вы ее взяли?
— Я работаю егерем, — объясняю я. — У лисы искалечена лапа, она летом попала в петлю, которую поставили браконьеры. А теперь стала ходить в деревню, охотиться на кур. Здесь я ее и поймал.
— Ловили капканом? — уточняет Макаров. — Лиса ранена?
— Нет. Сделал специальную ловушку с приманкой. Знаете, сибирские охотники используют такие.
— И что вы собираетесь делать с лисицей?
— Мы хотели поселить ее в живом уголке нашей школы. Но лиса ничего не ест, и мы не знаем, какие условия ей нужны.
— Воду пьет? — спрашивает Макаров.
— Да, — говорю я. — Каждое утро даю ей свежую воду.
— Скажу вам откровенно, Андрей Иванович, — помолчав, говорит Макаров. — Вряд ли лиса у вас выживет. Да и возни с ее содержанием много. Не лучший зверь для живого уголка. Говорите, ничего не ест? Это может быть вызвано разными причинами, даже болезнью. По-хорошему, надо, чтобы зверя посмотрел специалист.
Макаров снова делает паузу, а потом предлагает:
— Может быть, отдадите ее нам, в зоопарк? Нам как раз нужна лиса.
Я не верю своим ушам.
— Конечно, — торопливо говорю я. — Конечно, отдадим. А когда?
Зоопарк — это совсем другое дело. Там у лисы будут подходящие условия содержания, специальный рацион. Ее осмотрит ветеринар.
— Я попробую выбить у директора машину, — говорит Макаров. — Но точный срок назвать не могу.
— У меня есть машина, — говорю я. — Я сам привезу лису, хоть сегодня. Только надо, чтобы меня кто-нибудь встретил.