Егерь. Девушка с Земли
Шрифт:
Сотни аборигенов сидели на корточках или бродили по щиколотку в «снегу» вдоль берега Арухова болота. Сюда венценосные акслы сгоняли своих дневных сородичей, что прошли «предварительный отбор». Сюда привели и Ремину. Ее втолкнули в толпу сиренианских дикарей, безучастных ко всему на свете и главное — к собственной участи.
Реми покрутила головой и увидела самок, что сидели на корточках, по-лягушачьи широко расставив колени. Самки вяло переквакивались между собой. Некоторые щеголяли в париках, искусно сплетенных из самострелы и ламинарии. Акслы приклеивали их к головам выделениями сейсмурий — Ремина видела это в атолле Алехандро днем, но тогда не оценила находчивости
Реми присела на корточки и попыталась заговорить с толстой самкой, похожей на мисс Бергсон. Но Аксла даже не повернула к ней головы. Наверное, не понимала английского, как и французского, и латыни. Что неудивительно…
Удивительно было другое. Кроме нее, Ремины Марвелл, в Аруховом болоте оказались еще люди. Поначалу Ремина даже обрадовалась. Вскочила, хотела подбежать к тощему оборванцу, до самых глаз заросшему бородой, но вдруг узнала в нем одного из стервятников пещер Хардегена. Села, втянула голову в плечи. Впрочем, бородатый, как и другие узники, был подавленным и равнодушным. Он не поднял головы даже тогда, когда венценосные протащили мимо него женщину, одежда которой состояла лишь из собственных волос.
Женщина уселась неподалеку; широко расставила распухшие колени и опустила между ними сбитую в колтуны копну. Ремина рискнула подползти к ней. Прикоснулась к грязной руке с обломанными ногтями.
— Миссис! Миссис, вы меня слышите? — позвала шепотом.
Та не отреагировала. Тогда Ремина наклонилась и заглянула ей в лицо. Глаза женщины были пусты. А с искусанных губ капала слюна.
«Боже, ведь это — моя участь! — подумала Реми с ужасом. — Может, она тоже пыталась вырваться отсюда. Домой, к детям, или — к возлюбленному… Но сколько бы она ни бежала, все равно возвращалась к этому проклятому рифу!»
Она погладила узницу по засаленным волосам и вернулась к акслам-самкам.
Венценосные конвоиры тем временем привели к болоту еще узников. На уступчатых берегах стало тесно. И конвой принялся освобождать место, сталкивая в болото всех подряд. Потревоженный криль нехотя поднимался и снова оседал на поверхность вонючей жижи, на людей и на аксл.
Дошла очередь и до красоток в париках, но те неожиданно оказали сопротивление. Вскочили и подняли такой гвалт, что венценосные предпочли с ними не связываться. Обошли группку горлопанок стороной, с озлоблением спихивая в болото более покорных. Ремина лишь порадовалась, что догадалась прибиться к аборигенкам.
Искрящийся «снег» безостановочно сеялся с ночного неба. Он будет идти долго, пока не погребет под собой аборигенов и колонистов, землян и сиренианцев, навеки сплотив их в одной братской могиле…
Ремина почувствовала, что дико устала. Тело стало ватным. Веки налились свинцом. Она то и дело клевала носом, теряя равновесие.
«Ладно, — подумала отстраненно. — Раз уж хоронят заживо, то ни все ли равно…»
Потеснив соседей, Реми легла на бок и свернулась калачиком.
Увесистый пинок по ребрам вернул ее к действительности. Реми через силу поднялась. Венценосный аксла, раздувая гребень, прошипел что-то и толкнул ее к единственной тропе, которая вела из распадка. Ремине казалось, что она едва сомкнула веки, но, похоже, прошло немало времени. Стало заметно темнее. Одна из лун села за Хардеген. А еще перестал сеяться криль. Наступала следующая фаза долгой ночи Сирены.
Возле Арухова болота все пришло в движение. Дремлющих и безучастных не осталось. Между узниками носились венценосные конвоиры. Они пинками и зуботычинами поднимали на ноги нерасторопных и выстраивали вдоль тропы. Вскоре возникла длинная очередь, голова которой тонула в темноте под дендрополипами. Реми оказалась за спиной человека.
Где-то она уже видела эту рыхлую спину и покатые плечи… Вспомнив, Реми невольно охнула. Человек обернулся. Это был симмонс. Тот, кого именовали Профессором Колбасинским.
Колбасинский скользнул по ней бессмысленным взглядом и отвернулся. Ремина рванула симмонса за рукав.
— Что за черт? — пробормотал тот и снова оглянулся.
— Профессор Колбасинский, — быстро проговорила Реми. — Вы меня узнаете? Я Ремина Марвелл!
— Индифферентно, демоническая сущность! — пробурчал Профессор. — Устранись, порождение рифа!
— Да ты рехнулся! — вспылила Ремина. — Спятил, бандюган чертов! Сначала гонялся за мной по всему Хардегену с дружками, а теперь знать не желаешь! Ну, чего стоишь, террорист межзвездный? Веди меня к дружкам! Похищайте, звоните папа, требуйте любой выкуп… Ну!
Колбасинский зажал пасть мясистой ладонью и захрюкал, опасливо озираясь — не слышит ли конвой?
— Чего ржешь?
— Ох, не могу! — выдохнул Профессор, когда приступ веселья прекратился. — Ох и насмешила… Думаешь, я тут в очереди торчу ради тебя? Сейчас дойду до окошечка, выпишу квитанцию на получение одной сучки, возьму в охапку и полным ходом за выкупом?
— Точно, рехнулся…
— Нет уж, позволь, — продолжил Колбасинский. — В другое время и в других условиях я бы так и поступил. Мне законы Братства амбивалентны! Эти законы писаны только для молодняка, который рвется в дальний космос за пиратской романтикой. Матерые симмонсы уважают только один закон: бери, что плохо лежит, и рви когти, пока не отняли.
— Ну, — сказала Реми, — в чем же дело? Бери и рви когти, толстый удод…
— Затем, детка! — Профессор понизил голос до шепота; в его глазах кривлялось безумие. — Отсюда выхода нет! Это — Карлик, грязнотулечка ты моя! А Карлик — есть время демонов, порожденных рифом. Они выходят из подземных укрывищ, чтобы устроить последний допрос душам заблудших. Потому говорю тебе: изыди, демоническая сущность! Мой час еще не пробил!
Спятил, толстяк…
Ремина постаралась отодвинуться от Колбасинского подальше. Тот не заметил этого, продолжил бормотать что-то, брызгая слюной и приплясывая на месте. Пока не получил по спине духовой трубкой. Тогда профессор замолк, ссутулился и тихонько заныл на одной ноте.
«Надо поискать других симмонсов, — решила Реми. — Жереха или Лазаруса. Те не такие рохли. Вдруг они тоже здесь?»
Ремина принялась озираться, разглядывая редкие человеческие фигуры в длинной череде аксл. Это не понравилось венценосному конвоиру. Темный вздыбил мерцающие кончики усов, злобно завибрировал горловым мешком, замахнулся каменным топором. Реми сжалась в ожидании удара.
Вдруг в голове очереди полыхнуло синим светом. В тот же миг раздался отчаянный, полный невыносимой боли крик. Толпа узников заволновалась, зароптала, заквакала, заметалась. Но конвой был начеку. На возмутителей спокойствия градом посыпались удары. Из-за вершин рифов выплыли живые дирижабли. Их круглые глаза вобрали в себя яростный блеск Карлика и осветили толпу узников, подобно прожекторам. Из-под брюха дирижаблей десантировались крабопауки, грозно защелкали клешнями. Акция устрашения удалась. Пленники — амфибии и люди — притихли. Только всякий раз вздрагивали и взвывали, когда тьма за распадком озарялась вспышками и вопли боли разбивали тишину ночи.