Егерь. Девушка с Земли
Шрифт:
Большая луна встала над рифом. Она была яркой, как прожектор, хотя и пребывала в первой четверти. Молочно-белый свет залил предгорья Хардегена. Луна высветила охваченную паникой толпу, будто софит. Цепь из коньков-осьминогов теснила скопище земноводных с востока и запада. Коньки щелкали щупальцами, как бичами. Над всем этим пандемониумом парили крабопауки. Они выстреливали паутиной, оплетали ею несчастных аксл, а потом не спеша подбирали мешки-коконы и поднимали к дирижаблям.
Реми стало плохо. От качки, от мерзостного зрелища облавы,
Запах привлек летучих криль. Крохотные биолюминесцирующие существа ринулись на Ремину роем и вмиг облепили голову. Криль застил глаза, набился в уши и ноздри. Реми стиснула зубы, но это не помогло. Едва она попыталась вздохнуть, как тысячи рачков тут же устремились ей в горло, пищевод, желудок. Реми почувствовала, что погибает. В глазах ее потемнело, сознание трепетало слабым огоньком, готовое вот-вот угаснуть.
«Папочка, — подумала она, — прощай…»
— Реми! — донесся снизу голос Скворцова. — Ты слышишь меня?
Она помотала головой, отгоняя надоедливых рачков, те неохотно снимались с места, но тут же садились обратно.
— Потерпи чуть-чуть, — продолжал егерь. — Сейчас я тебя освобожу!
Ремина не верила этому. Она полагала, что слышит не Эндрю, а конька-телепата, который морочит ей голову, как делал это в пещере.
Раздались револьверные выстрелы. Мешок-кокон, в котором умирала Реми, вдруг оторвался от клешни крабопаука и ухнул вниз. Мелькнули блаженные мгновения невесомости. Мешок упруго ударился обо что-то, но Реми боли не почувствовала.
— Сейчас-сейчас, — бормотал Скворцов, разрывая паутинные путы, стирая с ее лица напластования живого снега.
Ремину снова скрутило. Егерь перевернул ее на живот и поддерживал за плечи, пока она освобождалась от криля, что успел проникнуть в пищевод.
Когда рвота прошла, Реми спросила слабым голосом:
— Эндрю, где мы? Что с нами?
Он протянул ей флягу с водой.
— Похоже, мы опять неподалеку от Алехандро, — ответил Скворцов. — Эти твари, крабопауки, тащили тебя к Хардегену.
— А ты, Эндрю… Ты разве не попал в мешок?
Егерь усмехнулся.
— Нет, — сказал он. — Меня они запеленать не смогли. Тут дело в гипнозе. Коньки гипнотизируют аксл. И с нами они пытались поступить так же… в пещере… Я думаю, это не настоящая телепатия, просто коньки индуцируют какие-то процессы в наших мозгах, вызывая галлюцинации. На аксл и на недалеких людей это действует. Ну, может быть, еще на спящих… Тебе снилось что-нибудь перед похищением?
— Да, — пролепетала Реми. — Пещера, венценосная аксла…
— Ну вот! — обрадовался егерь. — Я же говорю! На корабль пробрался конек. Думаю, он выманил тебя из каюты спящей, как сомнамбулу. Не сознавая, что делаешь, ты выбралась из корабля, а там уже поджидал крабопаук. Я достаточно понаблюдал за ними. Они не успевают схватить… м-м… жертву, если она слишком активна. Коньки-телепаты гипнотизируют аксл, те впадают в транс, начинают раскачиваться на месте, и крабопауки успевают их спеленать.
— Похоже, ты прав, — согласилась Реми. — Я видела аксл в пещере. Они вылезли из коконов, а потом стояли, раскачивались, как загипнотизированные.
— Вот видишь! — отозвался Скворцов. — Тебя схватили спящую. А меня конек не смог загипнотизировать, не по зубам я ему оказался.
— Но как ты меня нашел?
— Я увидел, что все животные-ловцы движутся в одном направлении…
— Как ты их назвал?
— Животные-ловцы. Только не я их так назвал, а венценосная аксла. Еще в пещере. И вот я бросился следом. Ох и трудно мне пришлось! Акслы метались, как помешанные! Коньки-телепаты верещали на разные голоса и пытались меня схватить. Пришлось отстреливаться. В общем, я еле-еле продвигался вперед. Кидался от одного крабопаука к другому. Звал тебя. Орал, как полоумный. Потом слышу, кто-то блюет. Прости, но из песни слов не выкинешь. Смотрю — ты!
— Спасибо, Эндрю!
— Да за что?
— За то, что не бросил.
— А-а, — отмахнулся егерь. — Денег стало жалко, которые мне обещал твой отец.
— Все равно, спасибо.
— Ладно, спасибо скажешь, когда доберемся до Персефоны.
— А сейчас мы куда?
— Думаю, в Алехандро. Нужно пересидеть время Карлика в надежном убежище, чтобы там ни толковал Кристо. Да тут осталось пройти километр, не больше.
— А если он нас опять выгонит?
Скворцов усмехнулся. Достал из кармана ампулу, показал Реми.
— Что это, Эндрю?
— Это — наш билет, — отозвался егерь. — На черном рынке стоит от семисот до тысячи кредов. За такие бабки на Земле мы могли бы жить в любом гранд-отеле. Так неужели этой ампулой мы не сможем оплатить себе номер в отеле у гранда?
32
Они сидели в ложбинке между двумя мертвыми дендрополипами и прислушивались к звукам ночи. Облава откатилась к северу. Отчаянное кваканье аксл затихало вдали. Лишь темные силуэты живых дирижаблей виднелись сквозь крилевую вьюгу.
Зарево на востоке разгоралось все сильнее, и громче становился неслышимый человеческим ухом голос рифа.
Скворцов помог Ремине обработать лицо и руки противозагарным кремом, потом принялся за себя.
«Все равно, — думал он, втирая в щеки пахнущую камфорным маслом массу, — свою дозу ультрафиолета мы получим. Хотя, оказывается, жить ночью тоже можно. Трудно, конечно, опасно, но не так смертельно, как болтают в салунах. Надо же, ведь миф о нечеловечески страшном времени Карлика просочился во все исследования. Велика сила предубеждения. Впрочем, не на пустом месте, не на пустом…»