Егерь

Самарская Лука, санаторий «Волжский»,

25 июля 2537 года, вечер

— Заходи, располагайся. — Я галантно пропустил девушку в номер и вошел следом, тихонько затворив дверь. Время позднее, а соседки у меня донельзя сварливые. — На кота не наступи.

В прихожей слабо светилась тускловатая панелька — я специально ее так настроил, дабы глаза не резала после полутемного коридора.

— У тебя есть кот?! — восхитилась

Дожидаться, когда я зажгу в помещении свет, не стала. Напрасно, как незамедлительно показала практика. Буквально через секунду раздался дикий мяв, что-то грохнуло, и здоровенный рыжий кот сибирской породы вихрем пронесся мимо, едва не свалив меня с ног. Его утробному вою вторил тонкий девичий визг.

— Петрович, блин! — в сердцах выругался я, нашарив наконец сенсор.

Что ж, я думал, будет хуже. Из разрушений обнаружилось лишь перевернутое кресло да пара диванных подушек на полу. Все ясно, это Петрович, известный сибарит, ложе себе из них устроил, а так как длины в нем без малого метр (считая хвост), то оный хвост на подушках не поместился. Как раз на него незадачливая гостья и наступила, чем вызвала бурное негодование хозяина. Сама перепугалась, ясное дело. Хорошо хоть визжать перестала. Двери-то звуконепроницаемые, а вот окна я не закрываю по случаю жары. Как бы кто не услышал.

— Испугалась? — елико возможно заботливо спросил я, аккуратно приобняв Машу за талию. — Давай пожалею.

— Дурак! — притворно надулась девушка, но отстраняться не стала. — Я вообще-то кошек люблю, но у тебя зверюга жуткая… Думала, ногу мне располосует.

— Не, Петрович себя контролирует, — вступился я за питомца. — Садись, показывай, где болит.

— Вот. — Маша плюхнулась на диван и вытянула стройную ножку. — Прямо на икре.

— Тут? — Я беззастенчиво распустил руки, однако возражений со стороны девушки не последовало.

Она мечтательно зажмурилась и промурлыкала:

— Ниже… Да, шалунишка, продолжай!..

Я принялся нежно массировать икру, прошелся ладонью по коленке, рука моя скользнула по бедру выше, к срезу слегка задравшегося платьица… В мозгу вдруг вспыхнула отчетливая картинка: я резким движением переворачиваю девушку на живот, придавливаю всем телом, вгрызаюсь в холку и начинаю с утробным мявом огуливать размашистыми толчками…

— Твою мать!

— Что? — испуганно пролепетала Маша, поджав ноги.

— Не обращай внимания, я сейчас. — Я вышел в прихожую и приглушил свет. — Так лучше, не находишь?

Ну Петрович, ну сволочь похотливая! Вот я тебе ужо!

— Лучше, — отозвалась девушка и подпустила в голос немного капризности: — Иди ко мне, сколько можно ждать?

Я от приглашения отказываться не стал, прилег рядом и нашарил в полутьме ее губы. На вкус они оказались весьма недурны — сказалось молодое яблочное вино, которым мы не так давно угощались в баре. Я настолько увлекся приятным занятием, что совершенно не обратил внимания на легкий шорох кошачьих лап. Думать не хотелось ни о чем, разве что о девушке, лежащей рядом и активно участвующей в процессе. Руки мои вольничали вовсю, проникая в самые потаенные места, я чувствовал, как затвердели ее соски — тонкая ткань летней одежды в этом не помеха, и тем неожиданнее был облом: Маша вдруг отстранилась и прошептала:

— Я не могу… Он смотрит!

— Кто? — не сразу врубился я в ситуацию.

Проследил за взглядом девушки. Все ясно.

— Петрович, брысь, скотина! — рявкнул я, сопроводив слова мысленным броском подушки.

Кот нехотя спрыгнул с подоконника и вальяжно прошествовал в кухню.

— Порядок?

Вместо ответа Маша закрыла глаза и потянулась ко мне. Однако идиллия продолжалась недолго: не успел я как следует заняться упругими холмиками с бугорками сосков, как она закусила губку и простонала:

— Опять!.. Ну что же это такое?!

Я сграбастал с пола ближайшую подушку и швырнул в окно. Бросок получился отменный: чертова Петровича буквально смело с подоконника, и он вывалился наружу с невнятным мявом.

— Вот и все, — успокоил я Машу. — Продолжим?

— Нет! — Она уперлась ладонями мне в грудь, оттолкнула и вскочила с дивана. — Ты зачем его выкинул?!

— А чего он?! — не нашелся я, что ответить. — Сама же говорила, что мешает…

— Дурак! Шестой этаж же!

— Да не будет ему ничего. — До меня наконец дошло, что так расстроило девушку. — Это же Петрович!

— Извини, но я так не могу! — отрезала Маша уже из прихожей.

— Тебе свет включить?

— Не надо, я босоножки нашла. Пока.

Дождавшись прощального хлопка двери, я залез в бар и плеснул в стакан на два пальца виски. Холодильник снабдил меня пригоршней льда, и я во всеоружии устроился на диване. Уставился в окно, сосредоточился. Мысленно нарисовал портрет наглой рыжей морды и послал зов. Через пару минут послышался скрежет когтей по пенобетону, и над подоконником показалась сначала та самая наглая рыжая морда, а потом и весь кот целиком. Крупный сибиряк устроился рядом с чудом уцелевшим горшком с карликовой пальмой и пристально уставился мне в глаза.

— Надеюсь, ты понимаешь, что обломал мне интим?

Кот моргнул левым глазом, фыркнул. В мозгу сформировалось изображение маленького белого котенка с огромными голубыми глазищами. Пушистый комок умильно ерзал лапой по полу.

— Стыдно, говоришь? Ладно, верю. Иди, за ухом почешу, как ты любишь.

Зверь рыжим ядром сорвался с подоконника и удобно устроился у меня на коленях. Включил урчальник, радуясь ласке. Я отхлебнул виски, запустил пальцы в густую шерсть и подумал, что надо бы завтра с утра отыскать под окном подушку.

Самарская Лука, санаторий «Волжский»,

26 июля 2537 года, утро

Звонок застал меня посреди утренней пробежки. Я успел намотать километра три по санаторскому парку и уже собирался рвануть к пляжу: заключительный трехкилометровый отрезок по сложившейся за две недели традиции пролегал по волжскому берегу, благо погода радовала. К тому же нет удовольствия больше, чем ухнуть с разбега в прохладную по причине раннего утра воду и смыть пот с разгоряченного тела. Не пойму, почему Петровичу не нравится? Бегать со мной он столь же традиционно отказывался, предпочитал заменять тренировку ночным моционом по местным кошечкам. Впрочем, ему виднее. Он хоть и генно-модифицированный мутант, но исконную кошачью водобоязнь сохранил в полном объеме.