Египетская невеста

Эверс Ганс Гейнц

Итак, это был купец. Наконец я выяснил это.

– Хорошо. Если будет нужно, я обращусь к вам. Но в данный момент у меня уже есть поставщик...

– Ка-а-ак? Кто же такой?
– юбиляр почему-то очень испугался.

По правде сказать, я не имел ни малейшего представления о том, чем, собственно. Он торгует.

– Вертгейм, - сказал я. Это имя показалось мне наиболее надежным.

– О, эти универсальные торговли!
– простонал он.
– они разоряют маленьких людей. Но вас

обслуживают, наверное, недостаточно хорошо? Попробуйте у меня. То, что вы получаете у вертгейма, верояно, очень неважно по качеству. Гнилые рыбы...

А, так он был рыботорговцем! Наконец! Я уже почти собрался сделать ему заказ, но мне вспомнилось, что теперь конец месяца.

– До первого числа я еще не нуждаюсь, но на следующий месяц можете прислать мне что-нибудь. Дайте мне ваш прейскурант.

Старик был очень смущен.

– Прейкурант? Разве у вертгейма есть прейскурант?

– Конечно, есть. Умеренные цены и хороший товар. Совершенно свежий. Живой.

Юбиляр в ужасе вскочил и почти без сознания упал в объятия к своей жене.

– Старуха!
– простонал он.
– В е р т г е й м п о с т а в л я е т ж и в ы х!

В этот момент я услышал, что к дому подъехали дрожки. Я воспользовался смятением, выбежал из комнаты, схватил пальто и шляпу и вскочил на извозчика.

– Кафе "Secession"!
– сказал я ему.

Ошади тронулись. Я бросил назад беглый взгляд и увидел сбоку у двери маленькую белую вывеску. Я прищурил глаза, чтобы лучше видеть, и с некоторым трудом прочитал:

"Якоб Лауренц.

Могильщик".

... Тысяча чертей! Юбиляр был могильщик.

* * *

Через несколько месяцев после отъезда Беккерса я тоже собрался съезжать из своей комнаты. Хозяйка помогала мне укладывать чемоданы и ящики. Я стал заколачивать гвоздями ящик с картинами, как вдруг рукоятка молотка сломалась.

– Ах черт!
– воскликнул я.

– У меня есть еще другой молоток, - сказала хозяйка, которая в это время артистически укладывала мои костюмы.
– Погодите, я принесу.

– Оставайтесь. Я сбегаю сам. Где он у вас лежит?

– В кухонном столе, в выдвижном ящике. Но только в самом низу.

Я отправился в кухню. Ящик кухонного стола был битком набит нужными и ненужными предметами. Всевозможные инструменты, иголки. Нитки, кнопки, дверные ручки, ключи... Вдруг мне бросилась в глаза голубая ленточка с маленьким золотым медальоном. Неужели это был медальон Анни? Я открыл его; там была выцветшая маленькая фотография - портрет ее матери. Она всегда носила это единственное воспоминание об умершей на своей груди как амулет.

– Я хочу взять его с собой в могилу, - сказала она мне однажды.

Я унес медальон с собой в комнату.

– Откуда вы его достали?
–

спросил я хозяйку.

– Это я нашла намедни, когда прибирала комнату господина Беккерса. Он лежал в маленькой комнатке, в темном углу. Я хотела сохранить его для господина Беккерса: может быть, он снова приедет сюда.

– Я возьму его себе, - сказал я.

Я положил медальон в мой бумажник, и он лежал там в течение нескольких лет. А позднее я пожертвовал его в Музей естествознания на улице Инвалидов. Это было совсем недавно - неделю тому назад.

Дело было так.

Я сидел в кафе "Монополь" и читал газеты. Вдруг в кафе влетел маленький Беерман из "Биржевого курьера".

– Кофе по-венски, сударь?
– спросил его кельнер.

– Кофе по-венски!

Он уселся за маленький столик и стал протирать пенсне. Затем надел его и оглянулся.

– А, это вы?
– воскликнул он, заметив меня.
– Фриц, подайте кофе на тот столик.

Он уселся ко мне, и кельнер подал ему кофе.

– Вы, венцы, ужасные люди. Ну как можно пить такую бурду?

– Вы находите?
– промолвил он.
– Я очень рад, что встретился с вами. Вы должны оказать мне большую услугу.

– Гм...
– промычал я.
– Я не имею сегодня вечером абсолютно никакого времени.

– И все-таки вы должны помочь мне. Непременно. Кроме вас, здесь сейчас нет никого, а я должен сейчас снова уйти.

– А в чем дело?

– Мне нужно быть на первом представлении в "Немецком театре". А между тем я вспомнил, что мне предстоит еще одно дело сегодня вечером, о котором я совсем было позабыл.

– Что именно?

– Сегодня вечером профессор Келер делает в Музее естествознания доклад о новых египетских приобретениях этого музея. Очень интересная вещь. Весь Двор будет там сегодня.

– Чрезвычайно интересно.

– Не правда ли?

– Так сделайте мне такое одолжение, пойдите туда. Я буду вам очень благодарен.

– Мне надо подумать об этом... Впрочем, знаете что? Меня это вовсе не интересует.

– Пожалуйста! Это же самая последняя злоба дня. Все новые находки будут показаны публике. Я очень несчастен, что не могу попасть туда.

– Давайте устроимся так: вы пойдете в музей, а я - в театр?

– Невозможно. К сожалению, совершенно невозможно! Я обещал моей кузине взять ее сегодня в театр.

– Что же вы раньше не сказали?

– Ну пожалуйста. Сделайте мне такое одолжение. Вы не будет сожалеть. Вы выведете меня из очень затруднительного положения.

– Но...

Он вскочил и бросил на стол мелочь.

– Фриц, получите за кофе. Вот вам билеты. Два. Вы можете еще кому-нибудь другому доставить удовольствие.