Египтянка (сборник)
Шрифт:
…Интересно, они не догадываются, что я их слышу или, наоборот, делают это специально, чтоб я могла подготовиться?.. Она задумалась и пропустила несколько фраз, наверное, самых главных, потому что это были последние фразы. Потом весла ударили по воде, сначала раз, потом второй; нечто с мокрыми изогнутыми боками, называемое «лодка», видимо, удалялось, потому что звук становился все тише и тише, теряясь в шелесте камышей.
Хетти медленно пошла к воде. Если б она могла покинуть этот мир сейчас, немедленно, не испытывая мук, связанных с голодом и жаждой! …Наверное, надо войти в воду и идти по ней долго-долго. Мать ведь говорила, что Нил очень глубокий, и в нем могут утонуть даже
Нога Хетти ткнулась во что-то мягкое, и девушка наклонилась; ощупала сверток, от которого пахло лепешками и рыбой. Рядом лежала ее систра. Не хватало только кошки Миу…
Серая мгла рассеялась, возвращая неровную поверхность асфальта, пустую, давно не крашенную скамейка у подъезда; только, оказывается, пошел дождь, а Катя даже не заметила этого. Она подняла голову – тополя продолжали шуметь, дрожа оставшимися мокрыми листочками, и этот звук совсем не походил на тот, что пригрезился ей минуту назад. …Мало того, что слепая, так еще начались проблемы со слухом!.. Катя закрыла окно и уселась на диван. Неторопливо тикали часы, отсчитывая время до прихода родителей, и она вдруг почувствовала, что ей абсолютно безразлично, как пройдет вечер. Она устала каждый день оправдываться за проступки, в которых не была виновата. Тем более, конца этим глупым упрекам и обвинениям не предвиделось, так как сегодня она упустила свой единственный и самый главный шанс.
Мысленно Катя вернулась в неухоженную квартиру на первом этаже, где стоял ненавистный компьютер, сломавший ее жизнь, и сидел незнакомый мужчина, к которому она почему-то сразу прониклась доверием. Она попыталась прокрутить время назад и пришла к выводу, что вела себя правильно. Все равно из этой затеи ничего не могло получиться – похоже, ее жизнь запрограммирована на неудачу.
Катя вышла на кухню, удивляясь собственному спокойствию; отрезала толстый кусок хлеба и съела его, запив водой из чайника. Этот «обед» заменил ежедневный пирожок. Потом придет мать и чем-нибудь покормит ее – здесь уж выбирать не приходилось.
Вернувшись в комнату, Катя обвела пустым взглядом знакомые вещи; взяла с полки первую попавшуюся книгу и начала читать, но события не увлекли ее. Что ей до голодной, замерзшей девушки с красивым именем Франсуаза, прятавшейся в сыром подвале полуразрушенного дома? В конце книги ее ждет богатый, респектабельный молодой человек на шикарной машине, который откроет в ней талант певицы и сделает «звездой». Катя знала это, потому что уже читала книгу очень-очень давно. Тогда она даже плакала от умиления. А кто сейчас будет плакать над ней самой?..
Она закрыла книгу, и в это время в двери заворочался ключ. Обычно в такие моменты сердце сжималось; не зная, куда деть бесполезные руки, Катя робко выходила из комнаты, пробормотав «привет» и останавливалась, опустив голову, в ожидании порции издевок и оскорблений. Сегодня она никуда не пошла, и сердце ее не трепетало от страха. Она вдруг подумала, что все равно не произойдет ничего нового, пока не закончится «стошка» …вернее, оставшиеся восемьдесят рублей. Тогда отец, наверное… Что он может сделать, она не могла представить. Перед ее мысленным взором, словно вновь всколыхнулось серое море, уже переставшее быть асфальтом, но еще не превратившееся в бесконечное и безжизненное Нечто. Катя продолжала сидеть, тупо глядя на дверь, когда мать заглянула в комнату.
– Добрый вечер. Ты здорова? – спросила она.
– Да, все нормально.
– Что нового?
Катя отрицательно покачала головой, не желая ничего рассказывать, и мать вздохнув, молча пошла на кухню.
Отец вернулся поздно. С дочерью он даже не стал разговаривать. Видимо, ему надоело повторять свои не
После ужина, прошедшего в гробовом молчании, Катя вернулась в комнату, а за стеной раздалось бормотание телевизора. Герои очередного сериала жизнерадостно страдали в ожидании счастливой развязки, до которой оставалось не менее пятидесяти серий. Катя укрылась пледом и потушила свет, бивший в уставшие за день глаза; попыталась отключиться от назойливых голосов, и ей это почти удалось – она перестала различать слова, превратившиеся в ровный нечленораздельный гул, но никаких мыслей так и не возникало. О чем она могла думать? Снова о бесконечных ларьках, рынках, «сетевом маркетинге» и фирмах, которым совершенно не нужна? Этот замкнутый круг сводил с ума. Катя напрягла воображение, и за стеной очень кстати зазвучала какая-то плавная мелодия…
Из серого тумана стали медленно выплывать кружащиеся пары. Длинные тяжелые платья касались глянцевого пола. Ноги кавалеров в белых подвязках, то замирали на мгновенье, то вновь начинали незамысловатые, но такие четкие движения, словно весь зал представлял собой единый организм. Огромные люстры, горевшие сотнями свечей, делали зрелище почти волшебным.
Катя попыталась отыскать в этом круговороте себя. Ей хотелось быть самой красивой, но все дамы казались по-своему хороши, и она никак не могла определиться. Ее мысленный взор переносился от одного лица к другому, от одних белых напудренных плеч к другим, и ей казалось, что она не какое-то конкретное лицо, а сам бал, и частица ее сидит в каждой из этих женщин. Но так не могло быть. Ее очарованное происходящим сознание смутно напоминало об этом, продолжая поиски все более сумбурно и судорожно, вроде, кто-то ограничил ее некими временными рамками.
Наконец, Катя решилась. Ее пленили огромные голубые глаза и светлые волосы, касавшиеся обнаженной спины упругими локонами. Тонкая рука грациозно лежала на темно-синем сукне офицерского мундира, а ноги… она не видела, во что они обуты, но туфли должны были быть очень мягкими и удобными. Кавалер обнимал даму за талию, и несмотря на то, что Катя будто чувствовала эту сильную мужскую руку, прикосновение не казалось неприятным. Здесь она не боялась мужчин – наоборот, чуть склонив голову, заглядывала им в лица, видя азартный блеск глаз, и ощущая странный сладковатый запах табака. Хотелось, чтоб танец продолжался вечно, и музыканты, сгрудившиеся на небольшом возвышении в углу зала, также до бесконечности играли одну и ту же мелодию…
Проснулась Катя ночью от шума дождя, принявшегося почему-то колотить в окно. Ее рука, только что обнимавшая кавалера, высунулась из-под пледа. В комнате было холодно, а далекий свет фонаря отбрасывал уродливые тени. Сказочный сон рассыпался, вернув ее в мир, где очень скоро молчаливый рассвет заставит вновь решать одну-единственную, неразрешимую задачу.
…Если б можно было никогда-никогда не просыпаться, – тоскливо подумала Катя, – если б эта вторая жизнь могла стать первой… О, господи, о чем это я? Какая вторая жизнь? Я придумала всю эту ерунду. С таким же успехом я б могла вообразить себя на Марсе или в Древней Греции… Она повернулась на бок и почувствовала мешавшую ей одежду – получалось, уже вторую ночь она засыпала не раздеваясь. Такого с ней не случалось раньше.
Катя нехотя встала, застелила постель, разделась и залезла под одеяло, уткнувшись в подушку, сохранявшую еле слышимый запах ее духов. Духи эти давно кончились, а запах остался, но не рождал никаких воспоминаний. Это был просто ее прежний запах.
Освободившись от матерчатых оков, Катя разметалась по постели, ощущая наготу тела и полную свободу движений. Вот, только бал, который она помнила до мельчайших подробностей, не возвращался. Мысли уже стали утренними, зацикленными на поисках проклятой работы.