Его единственная
Шрифт:
— А я пешком постою, — хмыкнул Кирсанов. — За периметром присмотрю. Рассказывайте, хлопцы, — велел он полицейским. — У нас времени мало. Кто кого расстрелял? Нашли ли пистолет? Есть ли свидетели, и что показали камеры наблюдения?
— А где вы были, Дмитрий Николаевич, с половины двенадцатого до часу ночи, — заикаясь, спросил один из полицейских, маленький тощий очкарик.
— В койке дрых, — отрезал Кирсанов. — Если нужны записи с камер, мы вам их предоставим.
— Кто может это подтвердить? — напряженно поинтересовался другой, здоровый коренастый парень.
— Да все, —
— Скорее всего, — важно заявил первый, — оба дела объединят в одно. Нам бы с вашей супругой поговорить…
— Она спит, — мотнул головой Крепс. — Ждите… А можете не тратить время и снять показания у охраны. Ребята вам даже точное время назовут. У нас тут как в армии…
— А почему вы живете с генералом, а не в собственной квартире? — ляпнул второй.
— Мы любим друг друга, — ощерился Кирсанов и, сумрачно глядя на дознавателей, заявил. — Раз пошли странные вопросики, полагаю, допрос окончен.
— Спасибо, Бек! Я бы точно не отмахался, если бы мы жили на Котельнической, — пробурчал Крепс на обратном пути.
— Ерунда, — поморщился Кирсанов. — Тут три варианта, Дима. Первый — копают не под тебя и не под Юлию, — крякнул он, останавливаясь на крыльце и задумчиво глядя на дознавателей, беседующих с кем-то из охраны. — Второй — Юлька твоя кому-то дорогу перешла. Но поразмыслив, я таких людей найти в ее окружении не смог. И третий вариант — случайная смерть Будкина, не имеющая никакого отношения к нападению на Юльку. Он мог с кем-то в магазине поругаться. Увести мужнюю жену и отхватить за это. Мог просто на маньяка нарваться…
Блинников кивнул, наблюдая, как дознаватели выходят со двора и неожиданно останавливаются, пропуская внутрь старую монахиню.
— О, Алена моя приехала, — через силу улыбнулся Кирсанов и на всех парах поспешил навстречу. Блинников, улыбаясь, уставился на шефа и его старшую сестру, принявшую схиму. Когда-то давно на этом месте стоял старый дом, и матушка Пелагея в нем чуть не угорела. Крепс вспомнил, как услышал Юлькины разговоры с поджигателями. Как несся по трассе, наплевав на правила движения, как вышибал старую дверь и надевал на хрупкие плечи в свисающей сутане толстую армейскую куртку. И будто снова увидел Юльку, черной тенью застывшую на углу.
«Почему я тогда не поговорил с ней нормально? Прогнал из-за клокотавшей внутри злости. Побоялся за Алену, конечно! Но и сам поступил отвратительно. Оскорбил девчонку, по сути дела не имеющую отношение к пожару. Может быть, — вздохнул Крепс, здороваясь с матушкой Пелагеей, — мы бы построили жизнь иначе. Без всяких Янычей…» — в сердцах рыкнул он и, воспользовавшись суматохой в коридоре, рванул к себе в спальню.
Юлька, заспанная и розовая от сна, сидела на кровати и о чем-то беседовала с сыном. Димон, примостившись рядом, рассказывал, что хочет получить на день рождения и Новый год.
— Это же хорошо, мама, — задумчиво вздохнул он. — День рождения, а потом сразу праздник.
— Два праздника, Димулька, — улыбнулась Юля и совершенно неожиданно многозначительно глянула на Блинникова.
— Мы с твоим папой очень рады, что ты у нас родился, —
— А Даня и Леша? — настороженно уточнил Димон.
— А они самые лучшие для своих родителей. И Маргарита тоже.
— Фу-у, мама, — протянул сын, сморщив носик. — Она такая маленькая и какает в памперс. Хорошо хоть, ее на празднике не будет. А то измажет слюнями Фиолетовую фею и клоуна, — засмеялся он и вдруг остановился на полуслове. — Мама, а Саша к нам не приедет? Я не хочу…
— С чего ты взял? Он занят, сыночек.
— Ну, ты же сказала «папа»! — воскликнул ребенок. — А дедушка Валера говорил…
— Ну что может знать человек, лежащий в деревянном ящике? — улыбнулся Блинников. — Я — твой папа, Димон. И никакой Саша к нам больше не сунется… Понял?
— Правда?! — закричал малыш. — Я знал! Я всегда это знал! Я так хотел, Дима! Даже желание загадал для деда Мороза! А оно исполнилось!
Маленький вихрастый мальчишка бросился к нему со всех ног. И Блинников на минуту оторопел, сжимая в объятиях щуплое, но такое родное тельце. Услышал, как тоненько бьется сердечко сквозь ребрышки. И прошептал глухо.
— Никому тебя не отдам, сыночек. Ты и твоя мама — мое главное богатство.
И держа на руках ребенка, уселся рядом с Юлькой. Сгреб ее свободной лапищей.
— Вы — моя семья, — заявил без всяких сомнений. — И я подумаю, Юль, как воспользоваться ситуацией и побыстрее развести тебя с Янычем.
— Было бы неплохо, — печально улыбнулась она. — Хочу называться твоей женой. Открыто любить тебя. Родить еще детей…
— Все в наших руках, дорогая, — прошептал Крепс, целуя Юльку. Убрал волосы назад и, уложив обратно в постель, наклонился над ней. — Я люблю тебя, Юльчона…
Хлопнула дверь, маленькие ножки понеслись по коридору. И звонкий Димулькин голос закричал на весь дом.
— Знаете новость? Знаете? Дима — это мой папа! Я так об этом мечтал!
— Это не ребенок, а радио какое-то! — весело проворчал Крепс.
— Привыкай, папа Дима, — прошептала Юлька, кладя голову ему на грудь. — Привыкай!
— Никогда не привыкну, — признался Блинников. — Буду каждый день благодарить Вселенную за вас. Высшие силы вернули мне семью, когда я — дурак — изображал глупое благородство. Если бы не обидел тебя сразу после пожара, не избегал бы встреч, глядишь, наша жизнь иначе сложилась бы. Сильно виноват перед тобой, но исправлюсь. Клянусь богом, исправлюсь…
— Виноваты оба, Димочка, — пробормотала она. — Просто мы ничего не знали о любви. Иначе представляли себе встречу с любимым человеком. А все вышло обыденно… Порванные колготки, ободранные коленки и перекись водорода.
— Никакой романтики, Юль, — вздохнул Крепс и добавил, вспомнив. — Там матушка Пелагея прибыла. Едем здороваться…
— Помоги встать, — тут же скомандовала Юлька. — Санечка говорит, что она прозорливая. Вот и хочу ее спросить о наших врагах.
— Спроси у Медеи, — хмыкнул Блинников. — Мать тебе, вроде, телефон давала. Юль, — протянул он ласково. — Ну, глупости это! Нужно просто сесть и разобраться. Кто на тебя покушался, кто Колю Будкина грохнул… Нужно вычислить, кому это выгодно.