Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Виргилию могли как угодно ненавидеть множество ее жертв и соратников, но даже самые лютые ее враги со скрипом признавали, что на своей должности она сидит по праву. А еще, никто не мог назвать ее глупой женщиной. Обломки домыслов, маленькие факты, кусочки событий словно щелкнули в ее голове, встав на место. Возможно, Фаранс, безмолвно стоящий за ее спиной, под прикрытием ее охраны, смог бы догадаться раньше, но, вероятно, именно из-за этого Меченый и пришел к ней сегодня. Против воли из ее рта вырвался несколько истерический смешок.
Меченый.
Эта скотина.
Безжалостный.
Не знающий и открыто, с вызовом, презирающий само понятие чести.
И он...
–
Вместо ответа убийца лишь улыбнулся совершенно нехарактерной для него улыбкой, без наглости и вызова, которых в его оскале всегда хватало, а как-то даже спокойно. На покрытом шрамами лице это все равно выглядело угрожающе, но куда больше пугали глаза, в которых она впервые за очень долгое время увидела хоть какие-то эмоции. Не злобу, не алчность, не азарт охотника, что мелькали там раньше, а застарелую и не остывшую за все эти годы ненависть.
Не сказав ни слова, он шагнул вперед, прямо в обычном шаге переходя в блинк. На землю только-только падал сброшенный прямо перед рывком плащ, а в воздух взлетали все новые капельки крови. И ей придется очень постараться, чтобы к этим каплям не добавилась ее собственная, столь ею ценимая.
С диким ревом храмового органа весь воздух в просторном особняке запел, закричал и пришел в движение, превращаясь в ее несокрушимый щит и всепробивающий меч, а сама она словно впервые за много-много лет оказалась на поле боя, где уже давно нет ни правых, ни виноватых, а только ты и те, кто сегодня умрут.
Для любого детектива суть его класса сводится к поиску ответов на несколько довольно типичных вопросов. Кто. Где. Когда. И самое важное: как. Именно последний вопрос Лоренс Фаранс, Великий Детектив, почти уже глава тайной стражи и рукопожатый Его Величества, пытался решить в последние моменты своей жизни. Жизнь утекала из пробитого метким броском кинжала бока, а тело холодило наложенным на сталь проклятием, не дающим остановить кровотечение.
Он бы хотел сказать, что это была славная битва, но, если быть честным до конца, то их всех перебили, словно куропаток. Шынгыс, тот самый Шынгыс, которого верный Варий посылал по изощренному маршруту каждый день по нескольку раз, который, казалось, даже стоять на ногах мог с трудом из-за вечного похмелья... Полная пятерка элитной охраны с классами Телохранителей или Стражей, как и их подопечная, слывшая одной из сильнейших чародеек воздушной стихии в Меларете - все они просто умерли.
Их противник не был как-то особо сильнее, да и мощных массовых атак не применял. Он просто был чуточку лучше, в любой момент времени лучше. И этого хватило, чтобы его даже задеть не могли толком. А когда задевали, то тот даже не вздрагивал, целиком полагаясь на свои странные латы, которые Лоренс оценил на уровень эпического комплекта, взаимоусиливающего каждую отдельную часть. Бой вышел быстрым, сумбурным и печальным для него лично. Если поначалу умирающий еще надеялся на то, что им удастся если не убить предателя, то хотя бы продержаться до прихода помощи, то после надежды уже не было. Да и помощь не пришла.
Потому и задавал он себе вопрос, надеясь получить на него ответ, пусть даже перед смертью - тот, кто ищет ответы, остается собой даже на смертном пороге, иначе он бы не стал легендой. Решение этого вопроса стало для угасающего разума чем-то вроде якоря, за который тот упрямо цеплялся, не желая нырять в небытие.
Ответа, впрочем, не было.
Медленно и неторопливо приближающаяся к последнему выжившему фигура убийцы могла бы ответить на этот и многие другие вопросы, причем настолько полно, насколько вообще может быть подробным ответ. Он мог сказать, что нет смысла сражаться с надеждой на скорую помощь союзников, даже если она и прибудет - это расслабляет и заведомо ставит тебя в позицию того, кто в этой помощи нуждается. Особенно опасно это в тех случаях, когда помощь не придет.
Убийца мог сообщить, что прежде чем показаться на глаза неосмотрительной леди Виргилии, которая так любит жить вдали от шумных толп и оживленных улиц, он полностью зачистил всю прислугу в особняке и все пять постов внешней охраны. Что он оставил в живых только носителей амулетов мертвой руки, перебив тем позвоночник и не дав покончить с собой. Что теперь тревога подымется совсем не сразу, а пока стража поймет, что дом леди Пайнментрон оказался атакован, он уже закончит.
Мог он сказать и о том, что давно и прочно вбил в себя науку убивать обладателей защитных и охранных классов, потому как с кем еще убийце сражаться, как не с охраной своей жертвы? И что с того, что подобные классы считаются природными антиподами бесчестных душегубов? Уровень обозначает не только разницу в характеристиках, но и в опыте их использования. Вчерашние птенцы-цыплята, только-только вошедшие в ряды элиты, не разменявшие даже тридцать пятого уровня, были для него не опаснее безобидных ужиков. Да, они тоже опытны, но опыт их заключался в противодействии более слабым, понятным и предсказуемым противникам.
Еще можно было бы напомнить о том, что Виргилия овладела своим классом слишком поверхностно. Пусть даже она и могла заменить собой несколько сотен латников, да полную звезду магов, но он помнил и иное. Не тончайшие потоки воздушных лезвий, каждое из которых бьет в строго отмеченную точку, не мягкие барьеры, отводящие любые удары, не вихрь защитной формации, укрывающий собою чародея. Он помнил истинный шторм, бесчеловечный ураган, принявший форму юной девы. Ее атаки не оставляли бы на стенах выбоины и не ломали бы мебель с окнами. Танцующая с Ураганом снесла бы к дьяволам весь этот пропитанный магией особняк, всю парковую территорию и как бы не пару столичных кварталов!
Виргилия научилась контролировать вырванный из чужого сердца дар, отточила этот контроль до того уровня, когда лишенные амулетов и защитных коконов противники просто не могли к ней приблизиться, не получив перерезанную глотку. Она научилась разрывать тяжелобронированных оппонентов взрывной декомпрессией, вытягивать воздух из чужих легких или вовсе делать его непригодным для дыхания. Она многому научилась за эти годы, но так и не смогла опереться на всесокрушающую мощь воздушной стихии.
Та, кто была до нее, чья частица жила в теле Виргилии, никогда не заморачивалась со столь тонкими воздействиями и хитрыми трюками. Не потому что не умела, благо ее контроль был ничуть не слабее, но просто оттого, что ей этого не нужно было. Она не пела Ветру колыбельную, не звала его на помощь, чтобы он спас ее шкуру. Она сама бросалась в его объятия, сама творила вихрь урагана, была его частью - незыблемой и неотъемлемой. Он мог бы отступить пред ликом подобной силы, мог пасть от ее руки. Но не от руки убийцы, использующей хитрость и тонкость атак просто потому, что не умела ничего другого. Он в эти игры играл куда дольше нее, а она не имела даже тени шанса победить его на этом поле.
Меченый промолчал, бесхитростно пробивая череп бывшего командира точным ударом укрепленного магией стилета. Никаких эмоций, никаких сожалений, никакого пустого трепа над поверженным врагом - враг не оценит, а ему самому на пафос и самовосхваление всегда было наплевать. Все те, кому он, может быть, и хотел что-то сказать, уже давно мертвы. Он бы и эту сцену с выбрасыванием полутрупа пред благородные очи не устраивал, но ему нужно было дать врагу себя оценить и заставить его броситься в бой.