Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Сгорают зрящие, восстанавливают картину событий, раскрывают то, что он должен был заметить, что на самом деле скрывал от него и от своих союзников ненавистный тишина! Цепь событий складывается, собирается воедино, сдирая липкую паутину обмана, обмана слишком хорошего даже для Тени, обмана, который он мог бы раскрыть так легко, если бы в тот миг был менее занят всем квартетом сразу. Больно, больно, больно, больно! В лепестки проникают сквозь пока еще узкие разрывы первые Тени, низшие и голодные, мрущие в концентрате флера даже быстрее, чем успевающие надкусить хоть что-то, но они плывут по черным протокам линий, по тем участкам, где уже загрязнились его лепестки, где им уже позволено пребывать, а следом за ними влезают внутрь Тени посильнее, уже способные жрать, - его, Господина
кадр-понимание
...в по-прежнему неподвижного тишину, который сам не стал уклоняться, даже в плоское состояние не перешел, чем начал всерьез тревожить своего будущего мужа и отца, жену и мать. Что же это сладкое существо задумало, какой аккорд готовит, зачем медлит, почему не бьет во все явнее открываемые именно ему слабости...
Это момент.
Миг истины.
В этот миг тишина принялся ткать обман, уже тогда не веря в победу честным боем, не собираясь помогать ни флейте, ни барабанам, точно так же, как и они считали его врагом, так и он не видел в них тех, кто должен был жить. Господин, через умирающих полностью и навсегда зрящих, видит его боль при мыслях о пламенной Софии, при мыслях о той, кто могла бы оказаться на его месте, а он мог бы стать на место ее. Видит решимость и понимание того, что спасать ее уже поздно, что ее обрекли уже отправив на встречу Господину и назад приняли бы только чтобы зарезать на алтаре, забрать сильнейший ее класс, потому что побывавшей в его руках веры больше нет. Именно тогда он начал ткать лживое полотно, без разбору воздействуя как на союзников, так и на изверга, еще надеясь, что ему удастся победить без подобного риска, но не веря в такую удачу ни на миг.
Когти тишины действуют с размеренностью парового молота гномьей работы, вколачивая основу изверга все глубже в землю и если бы прошедшая битва не обвалила все ближайшие туннели катакомб, то он мог бы проскользнуть в них прямо сейчас, чтобы сбежать, чтобы уйти от ударов, разорвать дистанцию, чтобы не было так больно, больно, больно! Рвутся ткани, тело начинает терять стабильность, терять свою многомерность, множество находящихся вне привычного измерения тканей медовой сладости теряют стабильность, все больше протекает в него жидкой от концентрированности Тени, замешанной на добровольно выпущенной крови тишины. Это так просто использовать, проклясть через добровольно отданную кровь, это заденет даже несмотря на защиту теневой формы, и он использует открывшуюся возможность за долю мгновения, если бы не было этих ударов и боли, такой забытой и непривычной высокоорганизованному разуму боли!
Тень отращивает новые и новые конечности, продолжая рвать и терзать, разрывать и отравлять, а лепестки уже корчатся от наполняющей их чужеродной силы, от ползающих внутри Теней, которые жрут его живьем! Агония великого Господина столь сильна, что налаженная им связь со своими игрушками бьет по ним же, идя цепной реакцией, ослабляя и сковывая, подставляя под удары. Элита и рядовое мясо, Легенды и низшие виспы, все они начинают слабеть, а смертные этим пользоваться. Вот сияет Небесами и дрожит гладью водной Иерем, пока крылатая тварь и ее призыватель давят на клеймящего, давят на остатки его воинства, уже потерявшее речного фантазера, так и не очнувшегося от своих фантазий даже в смерти, а его обманутый защитник уже дрожит под градом ударов, какие некому передать и уже нет сил поглотить.
Удары когтей.
Яд теневой силы в глубине тела, подбирающийся к сонму.
Пасти злых и голодных Теней, что терзают внутренности лепестков, убивают саму их основу, забирают у него его души.
И дева, дева, что была двуликой, а сейчас отрывает руки отчаянно пытающемуся выставить флеровый барьер или поставить преграду из клеймящих отростков мастеру поводков! Эта дева, она же, он же видит, почти понял, понял бы уже, но боль, но Тени, но пасти, но души, но такая боль, мысли путает, он теряет нить, громада домена перестает нормально работать, а он и есть Домен, ему нужно очистить имеющееся, вытравить чужеродное, преодолеть вложенное...
кадр-осознание
...лепестки сместились, совершая оборот в десятке измерений сразу, меняя положение в реальности и положение реальности относительно себя...
понимание-ненависть
...в лепесток ударяет не таран, не поток и даже не стрела, но необъятное, как само Небо, перо чистейшей Синевы...
принятие-отрицание
...подхватывает ложную мелодию, сливает ее с правдой, использует связь лжеца и его лжи, пробираясь через эту связь поближе к сущности непослушного тишины...
Он знал, знал, больно, нужно перестроить контур, сменить форму, больно, жжет, знал и был готов, он и был тем, кто каким-то образом связался с тем, кто управляет уже не двуликой девой, вынудил того бросить выигрываемую битву, лишь бы только нанести и навести тот выстрел-перо, как же больно, почему он не успевает, нужно лишь немного, всего-то, нужно, нужно, нужно продолжать бой. Зеркало, вероятно, да, вероятно, больно, это было именно использования зеркала - тому, кто убивает собственную смерть в отражении, не составит труда использовать такую мощь для передачи всего одного, Похоть, Похоть, Похоть заглушает боль, сообщения.
Тишине нужна была не атака, ему нужно было передвинуть лепестки, вынудить сменить формацию, - нужно сменить ее еще раз, залить повреждения Пеклом, вытравить Тени, растворить их в Похоти, а потом сбросить с себя тишину, чтобы он не бил, не терзал, не рвал, не отрывал клочья, - именно в этот момент он использовал созданный Господином же канал атаки, той самой атаки, под которую смертный так подставился, дав обмануться тому, что поверил, что обманщик обмануть его не смог. Лживая мелодия, что стала обманкой и ловушкой, что едва не убила тишину, которую он был вынужден постоянно контролировать. Тишина знал, видел, с самого начала видел момент перестройки, гибели одного Господина и рождения нового. Именно этот процесс подсказал ему правильный, с его точки зрения, путь, такой болезненный, болезненный путь.
Нащупать уязвимость.
Скрыть приготовление.
Призвать армию Голода.
Бить, рвать, уничтожать!
Господин бьет, наотмашь, насмерть свою и чужую, не формируя техники, но просто выплевывая поток пораженных Похотью душ прямо в лицо тишины, прямо в черный овал и оскаленную теневую пасть. Он уже похож не на рыцаря, но на многорукого паука, искривленного и увечного гуманоида, все так же укрытого своим плащом, укрывая этим плащом и Господина, делая все вокруг серым и бесполезным, чужим и холодным, не позволяя действовать сколь-либо широко, вынуждая тратить силы на преодоление монохромности, не оставляя их на сам удар. Плащ обнимает изверга, когтистые руки терзают его тело, рвут на части, а пасти и когти призванной своры делают то же самое внутри лепестков.
Поток душ срывает тишину с места, отбрасывает и обжигает, пусть даже сереют те души на глазах, растворяясь в равнодушной двуцветности, умирая вместе с исчезающим их сиянием. Господин конфигурирует свою суть, даже не пытаясь встать, лишь бы отойти от полученных повреждений, отступить, избавиться от пастей и боли, и он уже успе...
слом
Поток душ почти достает тишину, но тот лишь раскрывает на месте своей пасти, очень широкой пасти его теневой ипостаси, очередной пролом, отправляя все сияющие искры душ прямо в тот разлом, захлопывает его и снова рвет на части такое прекрасное когда-то лицо Господина, прерывая отчаянную попытку выжить, продолжая дарить лишь боль, лишь холод, лишь его распроклятое Одиночество. Ненависть почти материальна, почти достигает абсолютной концентрации, извергу кажется, что в этот миг он готов сменить аспект на чистый Гнев или Ярость, лишь бы добраться до глотки выродка. Сменил бы в тот же миг, переродившись и переродив за собою всех игрушек своих, потому что они тоже - Домен, а Домен - это он. Переродился бы, если бы не жжение, не пасти, не когти, не боль, не боль, не боль, почему он не успевает, он же побеждал, побеждал и сильнее, и умнее, и совершеннее, он не может проиграть, не здесь, не этому, не ему, не ему, не сейчас, не так, только не после всех успехов, не после того, как он взял Века за сердце и обернул это сердце в любовь и послушание!