Его лучшая любовница
Шрифт:
— Ах, какая прелесть эта сирень! Правда, чудесно?
— Гм, действительно, — согласился он, останавливая ее. — Но вы еще чудеснее.
В следующую секунду ее глаза изумленно распахнулись: он заключил ее в объятия!
— Милорд! Что вы делаете?
— То, что я хотел сделать уже целый век! Габриэла уперлась руками ему в грудь, намереваясь его оттолкнуть, но вдруг замерла. Может быть, ей следует позволить ему ее поцеловать? Может быть, ей следует проверить, каким будет прикосновение другого мужчины? В конце концов, ей не с чем сравнивать: она целовалась только с Уайверном.
Как только это произошло, она поняла, что совершила ошибку. Его губы были жадными и настойчивыми. Хотя он явно был человеком искушенным, по ее крови не начал растекаться жар, а голова не закружилась от наслаждения, заставляющего забыть обо всех сомнениях и запретах. Разочарование свинцом затопило ей сердце. Она так надеялась, что будет в восторге от его поцелуя! А вместо этого она могла думать только о герцоге — и о том, что Карлоу не идет с ним ни в какое сравнение.
«Почему он не Тони? Почему я не могу испытывать к нему те же чувства?»
Но этих чувств не было — и оставалось только положить конец заблуждению. Снова подняв руки, она уперлась ему в грудь, попытавшись оттолкнуть.
Только он не послушался.
Вместо этого он крепче сжал руки, а его поцелуй стал настойчивее. Ее сердце забилось быстрее — но не от желания, и она еще раз попыталась его оттолкнуть, поворачивая голову так, чтобы прервать поцелуй.
— Достаточно! — сдавленно вскрикнула она. — Перестаньте, милорд!
Игнорируя ее мольбу, он снова потянулся к ее губам, но она отклонилась, так что он смог прикоснуться только к ее щеке. Она снова сделала попытку высвободиться.
— Ты же меня хочешь! — прохрипел он, не отпуская ее. — Прекрати изображать невинность и дай волю своей горячей крови. Дай мне то, чего мы оба хотим.
— Я ничего не хочу! — воскликнула она. — И вас не хочу! Отпустите меня.
Он захохотал — и от этого звука у нее по коже побежали мурашки. Как она могла настолько в нем заблуждаться? Как она могла допустить подобную ситуацию? Она открыла рот, собираясь закричать, но тут же снова закрыла, осознав, что, если на ее призыв о помощи сбегутся люди, ее репутация будет погублена — возможно, окончательно. Не будет иметь значения, что он ее принуждает: люди увидят только то, что она нарушила приличия, оказавшись в объятиях мужчины. Она погибнет, и если и сможет выйти замуж, то только за этого сластолюбца!
Удвоив свои усилия, она пнула его по щиколотке. Он застонал от боли и скорчился, но в ответ его руки стиснули ее сильнее. Ей стало трудно дышать, а потом он снова приник к ее губам. Все ее попытки высвободиться оказывались бесплодными. Она укусила его — и пожалела о том, что не закричала, какими бы ни были последствия.
Время мучительно замедлилось. Сердце у нее стучало так громко, что даже в ушах гудело. А потом неожиданно она оказалась на свободе: Карлоу кто-то резко оттащил
— Как ты посмел к ней прикоснуться, грязный пес! Мне следовало бы убить тебя за это!
Уайверн!
Слава Богу, это был он. Несмотря на темноту, она без труда узнала его знакомую фигуру, которая стояла теперь рядом вместо лорда Карлоу. Тот во весь рост растянулся на каменном полу террасы.
— Вставай, чтобы я мог повторить свой урок! — потребовал герцог, держа перед собой руки, сжатые в кулаки.
Но Карлоу остался лежать, только повернувшись, чтобы сплюнуть кровь, собравшуюся во рту. Вытащив из кармана носовой платок, он осторожно вытер губы.
— Трус! — вызывающе бросил ему Уайверн. Карлоу не стал с этим спорить.
— Мне следовало бы вызвать тебя на дуэль, — добавил герцог, — но ты не стоишь того скандала, который начнется. Вставай и убирайся, пока я не передумал и все-таки не потребовал от тебя удовлетворения. Откровенно говоря, я бы с огромным удовольствием проткнул тебя шпагой или подстрелил. Думаю, оба варианта тебе не понравились бы.
Карлоу поежился, стараясь не смотреть на Габриэлу, и встал на ноги. Спустя несколько мгновений он уже растворился в темноте, двинувшись в обход особняка, чтобы не возвращаться в зал. Только после того как он исчез, Габриэла дала волю эмоциям: ее тело сотрясала такая дрожь, что она еле стояла на ногах.
Уайверн шагнул к ней и притянул к себе так, что она смогла уткнуться ему в плечо.
— Он тебя обидел?
Она покачала головой, приникнув к его сильному телу. Несмотря на теплую ночь, ее кожа покрылась мурашками.
— Со мной все в порядке, — прошептала она. — По крайней мере — теперь.
Он еще несколько долгих секунд поддерживал ее, а потом решительно отстранил.
— Какая глупость! О чем ты думала, когда вышла с ним сюда одна?
— Я…
— Неужели ты не способна ничему учиться? — вопросил он сурово и негромко. — Особенно после того как я тебя насчет него предупредил? А что, если бы я не наткнулся на вас сейчас? Что, если бы он добился от тебя не только поцелуев?
— Он предложил мне выйти, чтобы немного подышать, — так он сказал, — ответила она. Нижняя губа у нее начала предательски дрожать. — Бальный зал был совсем близко, и я подумала, что можно не тревожиться.
— А надо было, так ведь? А если бы он увел тебя в сад, то мог бы сделать что угодно!
Сердце у нее больно сжалось, а по щеке скользнула слезинка, за ней еще одна.
Уайверн тихо чертыхнулся и, протянув руку, стер слезинку с ее щеки.
— Ш-ш, не плачь. Господи, ненавижу, когда женщины плачут!
Еще одна слезинка сорвалась с ее ресниц.
— Из-извините.
Он снова притянул ее к себе.
— Тише, все будет хорошо. — Он достал из кармана носовой платок. — Держи, — сказал он, подавая ей шелковый квадратик.
Вытирая щеки, она старалась взять себя в руки. Пару раз, шмыгнув носом, она позволила еще одной слезинке вырваться на свободу, но все же успешно справилась с желанием расплакаться в три ручья. Уайверн тактично молчал, давая ей время успокоиться.