Его любимая девочка
Шрифт:
Эгоист, хам, моральный урод - одним словом, золотой.
Возле машины уже слышатся восторженные крики поклонников моего мучителя. Двери открываются рывками снаружи.
– Аааа!
– кричат парни.
– Арс - мужик! Зачётно!
«Не мужик он… Недоразумение одно…» - думаю про себя и просто молча опускаю ноги на асфальт, расталкивая лезущих в салон людей.
– Эй, а поздравить?
– меня борзо перехватывают за руку и дергают обратно в салон, вжимая в спинку кресла.
– Я вообще-то первый, - самодовольно ухмыляется
– Давай, детка, не стесняйся… - он наклоняется, сближая наши лица.
Делаю глубокий вдох аромата дорогой туалетной воды и чувствую, как меня начинает накрывать праведным гневом. Да что этот золотой осел с папиной машиной и одеколоном вообще о себе возомнил? Размахиваюсь и хлёстко прижигаю свободной рукой ему по щеке.
– Поздравляю!
– огрызаюсь.
– Сердечно!
Толпа ошарашено замолкает.
Секунда, вторая этой тишины, и я уже сама осознаю, что натворила. Но не извиняться же!
– Ах ты… - шипит парень.
Перехватывает меня за затылок, заламывает руки и сталкивает наши губы в поцелуе.
– Ееее!
– одобрительно взрываются зрители моего унижения.
– Объясни ей, кто тут главный.
– Арс, ты совсем охренел?
– слышу где-то сбоку голос той самой девушки, которую облила колой.
– Алиса… - следом звучит голос сестры. Нашлась, слава Богу.
Бросаю все силы, чтобы не позволить нахалу проникнуть в мой рот. До онемения сжимаю губы, протестующе мычу и, поймав момент, когда он теряет бдительность, начиная мягко скользить своими губами по моим, кусаю.
– Черт! Ммм… - шипит парень, отлетая от меня и вытирая пальцами кровь.
– Истеричка, мать твою! Больная точно!
– Урод… - бросаю тихо и, пользуясь новым замешательством толпы, выскальзываю из машины.
Оглядываясь, хватаю за капюшон сестру и тащу за собой. Откуда только берутся силы и решительность?
– Алиса!
– упирается Аня, пытаясь вырваться, - Отпусти! Все увидят! Как ты вообще посмела?
– вдруг слышу, что она всхлипывает и оборачиваюсь.
– В смысле посмела? Приехать за тобой?
– рычу.
– Эти люди опасны. Разве тебе мало аварии папы?
– Меня больше не позовут!
– отрывает она мои руки.
– Что?
– задыхаюсь от возмущения.
– Бессовестная…
– Хватит мне указывать!
– фыркает сестра и разворачивается, чтобы вернуться к машинам.
– Мне уже шестнадцать. Я сама имею право решать.
– Хорошо, иди!
– взмахивая руками, кричу ей в след.
– Только знай, что прямо сейчас я все расскажу родителям.
Психуя, просто ухожу вперёд. К черту эту идиотку!
– Шантажистка!
– кричит сестра мне в ответ.
– Заучка! Стукачка!
Не оборачиваюсь. От обиды и пережитого стресса начинают душить слёзы. Захожу за железные ящики и удивлением обнаруживаю, что мой таксист никуда не уехал.
Падаю на заднее сиденье и только в машине начинаю взахлёб
– С другой что ли?
– сочувственно спрашивает меня водитель и вздыхает, - да подумаешь! Какие твои годы. Гонщики эти… - брезгливо.
– Себя не жалко, людей не жалко. Рыдать ещё надумала. Бегать, выслеживать… Вон какая. Это за тобой бегать должны. Принципиальнее надо быть, - не унимаясь в моральной поддержке, таксист и заводит машину.
– Вот мне моя жена как сумкой по голове дала, я сразу понял - моя, - смеется.
– А ты чего? Ну? Плюнь.
Вытираю слёзы со щёк и ловлю себя на том, что пытаюсь улыбнуться. Отпускает.
– Спасибо, - качаю головой.
Решая не посвящать таксиста в ошибочность его версии на тему неразделенной любви, достаю телефон и сначала хочу выполнить свою угрозу и позвонить маме, но в самый последний момент мне приходит идея получше.
Убеждая себя, что не стукачка, и все делаю правильно, нахожу номер госавтоинспекции и набираю.
– Дежурный УГИБДД лейтенант Носов слушает, - отзывается динамик.
– Здравствуйте, - говорю в трубку.
– Я бы хотела заявить о прохождении уличных гонок на старом аэродроме…
Глава 4. Странные люди.
Алиса
– Мам, я не поняла, тут всего двести рублей, - Аня залетает на кухню, размахивая купюрой.
– Что мне с ними делать?
– капризно.
– Тоже, что и все остальные люди. Пообедаешь, потратишь на проезд, - спокойно отвечает ей мама, на мгновение прикрывая глаза. Мне кажется, в этот момент она произносит только одной ей известную мантру. Иначе, я просто не понимаю, как можно не сорваться и не рявкнуть на сестру, придя после ночного дежурства.
Ах да, мама ещё успела приготовить нам завтрак и погладить блузки. Первое сентября все-таки.
– Мам, ну я же говорила, что после линейки мы пойдём в киношку и пиццерию, - нетерпеливо канючит сестра.
– Хотя бы тысячу дай.
– Анна!
– взрывает маму, и она откидывает ложку, которой мешает сахар, в раковину.
– Ты прекрасно знаешь, что сейчас я работаю одна. Отец на больничном. Пенсии бабушки, которую ты у неё таскала, больше нет!
– Как и бабушки, - неуместно хмыкает сестра.
– Аня!
– осуждающе обрываю ее я.
Мама судорожно выдыхает.
– А свои «кино и пиццу» ты прогуляла три дня назад в полицейском участке. В следующий раз будешь думать, где и кем таскаться по ночам!
– все-таки повышает она голос.
– Или я заберу у тебя ключи, Аня!
– Вам всем на меня наплевать, - трагично шепчет сестра.
– Вы меня всю жизнь во всем ограничиваете! Я ведь не хотела переходить в эту школу. Вы сами меня сюда запихнули.
– Да!
– рявкает мама.
– Потому что без английского ты не поступишь ни в один нормальный институт!