Его любимая девочка

Серж Олли

Честно говоря, я думал, что съехать будет гораздо тяжелее, но, как оказалось, все относительно. Все эмоции к дому и были вытеснены сначала победой парней на соревнованиях, а после… отсутствием Алисы в моей жизни. Я все решил правильно. Боль в груди оказалась отличным стимулом действовать и крутить этот мир.

Конечно, мне очень помогали тренер и друзья. Без них решать вопросы было бы в разы тяжелее.

Зато теперь я - владелец ипотечной двушки и без пяти минут студент-заочник. Жду, когда придут документы. С работой пока все

ограничивается заездами и спортивной школой, к зиме хочется намутить что-то посерьёзнее.

Я уже знаю, что Алиса тоже ушла на заочное и устроилась работать в детскую студию. В институте мы практически не встречаемся. Так, было несколько совместных поточных лекций, где случайно столкнуться или сесть за один стол - практически нереально.

Я скучаю.

А ещё собираюсь выкупить у отца Алисы часть квартиры. Пусть уже проваливает. Может, купит себе что-то отдельное в дальнем районе. Так, на всякий случай, чтобы обратно не приперся.

Выхожу в коридор и спускаюсь на первый этаж. Надо бы попрощаться с отцом, но из гостиной доносятся рыдания Карины. Замираю на пороге комнаты, не решаясь себя обнаружить. Честно говоря, не припомню, чтобы она когда-то так рыдала. Да и вообще она не из истеричек, надо отдать должное. Что-то случилось?

– Боря, ну что они говорят?
– треплет она отца за рукав.

Он с психом убирает трубку от уха и снова кого-то набирает.

– Черт, - рычит.
– Ничего не говорят! Сволочи. Витамины и я назначать могу!

Карина заходится на новый виток рыданий. Отец размашистым шагом идёт к бару и что-то наливает себе в стакан, но передумав, не выпивает, а оставляет его на полке.

Ощущение дежавю стискивает мне горло, заставляя расстегнуть молнию худи. Картинки реальности смешиваются. Мне кажется, что ещё вчера здесь на диване плакала мама. А отец также стоял у бара. Бледный. Почти синий.

– Что случилось?
– Спрашиваю просевшим голосом.

Карина на секунду замолкает. Смотрит на меня несколько секунд заплаканными глазами, а потом, икнув, снова начинает плакать.

– Я не виновата не в чем, скажи ей, Арсений. Пожалуйста. И комната мне ее не нужна. Только пусть не забирает у меня ребёночка… - шепчет мне болезненно и истерично.

Я перевожу шокированный взгляд на отца.

– Что происходит?

– Истерика… - он подаёт Карине бутылку воды и гладит ее по голове, прижимая к себе ухом. Второе, будто случайно, закрывает рукой, - Не будет у тебя пока ни брата, ни сестры…

– Что?
– переспрашиваю, чувствуя, как сердце гулко ухает.
– Как это?

Нет, новость пополнения меня, конечно, не радовала. Но не на столько же, чтобы сейчас не почувствовать жалость и… ужас.

– В городском говорят, что выкидыш, - продолжая говорит, понижает голос отец.
– Карина отказывается верить. Частные боятся ответственности… Нет разрешения на операции и утилизацию материала.

– Так, и какой выход?
– Спрашиваю, резко

перебивая.

– Москва, но это опасно. Или перинатальный…

– Не поеду я туда!
– вдруг вскрикивает Карина.
– У них у всех там долбанный протокол. Им плевать, что я знаю, что ребёнок жив. И я никому не позволю его у меня забрать!

– Мне кажется, нужно довериться врачам, - давяще начинает говорить с ней отец.

– Тебе кажется, - растирая слёзы по щекам, рявкает на него Карина.
– Вам всем просто наменяв наплевать! Но я в ваш дом не напрашивалась… - обрываясь на полуслове, она высмаркивается в бумажную салфетку, а потом подхватывается и, пошатываясь, уходит у сторону туалета.

– Скорую вызывай, - говорю я отцу решительно.
– Как бы оно не сложилось, дома Карина быть не должна.

– А что я могу, - пожимает плечами он.
– Выход то только один…

– Так поедь и защити своих родных максимально!
– взрываюсь.
– Ты ещё выпей!

Я перехватываю проходящего мимо отца за ворот рубашки и дергаю на себя.

– В руки себя возьми! Своим поведением только ещё больше пугаешь Карину. Сам за руль не садись. А то гайцы лютуют, подумают, что пьяный...

Нахмурившись, кивает. Берет телефон, отходит от меня в сторону и делает звонок. Морщусь от его повелительного и обвиняющего тона. Отец ненавидит скорые, в этом я его понимаю.

Через пол часа Карину с отцом увозит машина. Я смотрю в след удаляющимся фарам и снова чувствую приступ дежавю. Сколько мне приходилось так провожать. Дышу глубже. Отпускает тяжело. Сердце колотится.

К черту! Как бы там ни было, я переживаю. Не уверен в адекватности отца в том числе, а значит, должен сейчас поехать в больницу следом за ними. Просто проследить, чтобы не накосячили.

Забираю ключи и прыгаю в машину. Совершенно не к стати собираю все красные светофоры и догоняю скорую уже на въезде в приемный покой.

Карину увозят на кресле-каталке вглубь коридора. Она смотрит на отца, как на предателя и просит врачей не пускать его с ней. Жесть. Конечно, предок не идеален, но устранять его в такой момент - это перебор.

Отец, психуя, останавливается на крыльце больницы и достает сигареты. Хлопает себя по карманам в поиске зажигалки.

Подхожу к нему со спины.

– Бросай, вставай на лыжи...

Оборачивается. Удивленно окидывает меня взглядом и убирает сигареты обратно в карман.

– Ты как здесь оказался?

– По велению души, - усмехаюсь невесело.

А дальше отец меня удивляет. Неожиданно коротко и по-мужски обнимает. Буквально на мгновение, но этого хватает, чтобы из моих легких вышел весь воздух.

– Все нормально будет, пап, - хлопаю его по спине.
– Ты главное не предавай ее, как… - осекаюсь, проглатывая слово «маму». Потому что поддержать хотел, а не ударить ещё больнее.
– Будь рядом, короче. Не знаю, как уж у вас дальше получится…