Его любимая нечисть
Шрифт:
Глава 1
Папин крик разнесся по дому:
– Гадюченька моя, спускайся, завтрак уже на столе!
Я бросила взгляд в зеркало, поправила большие очки на носу, фыркнула на солнечный луч и, осторожно ступая, пошла на зов. А пока шла, прочувствовала и осознала, что день не задался с самого утра. Нет, серьезно! За окном ярко сияет солнце, птицы на ветвях старой вишни щебечут так, что в доме слышно, папа самолично нажарил блинчиков… Какой нормальной нечисти эдакое безобразие придется по нутру?
Вот и у меня вид был унылый и крайне
Но расстраивать единственного нормального родителя не хотелось, и я покорно брела к столу. Только когда на лестнице привычно споткнулась и едва кубарем не скатилась вниз, немного расслабилась. Неприятности, знаете ли, расслабляют, бодрят и помогают всегда быть в тонусе!
– Доброе утро, папа.
Расскажи я кому, что грозный господин бургомистр каждое утро собственными руками готовит мне завтрак, этот человек приобрел бы нервный тик на ближайшую неделю.
– Марлена, – худощавый респектабельный мужчина в дорогом сером костюме, поверх которого криво сидел желтый фартук с утятами, кивнул мне, дождался поцелуя в щеку, потом чуть отстранился и окинул меня внимательным взглядом, – радость моя…
Вот это было уже слишком!
Справедливое негодование заставило забыть о воспитании. Я даже перебила:
– Папа, я не радость! Я злая, страшная, коварная и вообще нечисть. И пусть у меня даже нет хвостика, как у мамы…
– Ладно-ладно. – Предчувствуя поток стенаний, папа усадил меня на стул и навалил на тарелку гору блинчиков. – Гадость. Прости, все время сбиваюсь. Гадость моя. Самая вредная нечисть в городе.
Во-о-от! Уже гораздо лучше.
– Так что ты хотел сказать? – спросила я, нападая с ножом и вилкой на еду.
– Завтра вечером к нам на ужин приглашен гость, – дошел до сути бургомистр, занимая свое место и принимаясь за завтрак. – Будь дома пораньше. И, если не трудно, зайди в лавку с зельями и купи капли для глаз. Ну, знаешь, те, что улучшают зрение на время. Эти ужасные очки тебе совершенно не идут.
Конечно, не идут! Еще как не идут! Больше скажу, они уродуют меня. Не просто же так я их ношу. И спотыкаюсь на ровном месте не от хорошей жизни. Но не объяснять же папе, что у меня прекрасное зрение, а неудачный аксессуар нужен, чтобы хоть немного убавить количество желающих приударить за мной? Расчет был предельно простой: ну кому нужна очкастая неуклюжая девица, которая вечно спотыкается и запинается, и к тому же не блещет ни умом, ни красотой? Но он не оправдался. Словосочетание «дочь бургомистра» действовало на мужчин поистине магически, ни одно приворотное зелье и в подметки не годится.
– Очередной жених? – тоскливо сгорбилась над тарелкой я.
– Ага… – не менее скорбно отозвался папа.
– А может, не стоит? – уговоры еще ни разу не срабатывали, но я всегда зачем-то пыталась.
Сейчас тоже не помогло.
Помолчали…
И в итоге пришли к совершенно одинаковому выводу:
– Бедняжечка, – и обменялись понимающими улыбками.
Клятвенно заверив родителя, что на смотрины явлюсь, я все-таки вырвалась из дома. Выходя, правда, напомнила, что зароки нечисти силы не имеют, но это должного эффекта не произвело. Мы оба знали, что я послушная дочь.
Однако же экзекуция каплями, очередным модным платьем, потенциальным женихом и необходимостью изображать из себя дурочку была назначена только на завтра, а сейчас я топала в любимую библиотеку. И не пакостить, а на работу. Вот так вот, любимая дочь бургомистра трудится заурядным библиотекарем. Всяко лучше, чем днями вышивать или пропадать на благотворительных собраниях. Нет, я честно ходила на такие! Раза три. И каждый раз в буквальном смысле пропадала. Когда же папа в последний раз отловил меня на нижнем уровне у бабушки, сам предложил избавить от светской ерунды и устроить в библиотеку.
Я согласилась не раздумывая. Чем не работа для нечисти? Полумрак, в меру тихо, в меру пыльно. Бывает, неделями никто не заглядывает. Что поделать, в Шерихеме библиотека не пользуется популярностью. Вот подпольный магазинчик с запрещенными зельями и амулетами или гадючник, где проводят нелегальные бои и околачиваются темные маги и прочие подозрительные личности в поисках не совсем законного заработка, – это да, там в часы работы не протолкнуться. А в библиотеке только я и пыль. Ну еще время от времени бездомные привидения шныряют, но я не позволяю им обосноваться надолго.
Так что от общества самых высокородных городских сплетниц я отделалась навсегда, оставив на память о себе двум наиболее противным несходящие прыщи и еще одной – заикание. Не со зла, честное слово! Просто нечисть моего вида терпеть не может, когда ей указывают. Больше этого она ненавидит только необоснованные нежности. Как услышу о себе «славная девочка», увижу насквозь фальшивую улыбку… вот просто не могу не проучить! А если за всем этим следует просьба замолвить папе словечко о какой-нибудь исключительно хорошей и как раз сейчас находящейся в поиске мужа даме, – вредная сущность так и вылезает!
Бестия я или погулять вышла?
Но сейчас не о том.
Итак, от внимания женской половины местного света я освободилась, папа меня даже на еженедельные приемы с собой не брал. Но отделаться от заинтересованных охотников за богатым приданым и прочими благами, которые сулило близкое родство с бургомистром, было не так-то просто.
Безобразию активно потворствовал родитель. И я его в чем-то могла понять: поскольку нечисть я только наполовину, существовал призрачный шанс, что человеческая составляющая все же победит, я влюблюсь, остепенюсь, выйду замуж, обзаведусь несколькими рыжими отпрысками, растолстею и осяду дома с пяльцами в руках. И папа раз в месяц исправно притаскивал нового претендента на мое сердце, лапку и внушительный уже сейчас банковский счет. Ну а я упражнялась в избавлении от них. Потому что толстеть вот вообще не хотела, равно как и не умела рукодельничать. Глядя на торчащие из мятой тряпки нитки, бабушка посмеивалась, говорила, что руки у меня растут из того места, откуда так и не вырос хвостик, и страшно гордилась. А папа не мешал гонять женихов. Тоже гордился, хоть и не признавался. И с теми, кто с достоинством выдерживал ужин у нас дома, потом долго и продуктивно вел дела.
Из всего этого, несомненно, следовало, что единственной настоящей проблемой сейчас были очки с толстыми круглыми стеклами, из-за которых я толком не видела, куда иду. Еще неясное предчувствие, угнездившееся на донышке души, но его за рога не схватишь, а значит, не доказано! Очки же здорово мешали, из-за них я то ногу подворачивала, не заметив выбитого из мостовой камня, то натыкалась на что-нибудь и потом досадовала на синяк, но главное – они лишали возможности любоваться мрачными красотами города, разгуливающей по улицам наравне с обычными людьми нечистью и прочими интересностями.