Его любимая заноза
Шрифт:
— Ты не имеешь права меня удерживать!
— Всего лишь до вечера. Чтобы в себя пришла! Собралась она куда-то…
— Мне нужно уйти сейчас! Я нашла работу и мне нужно на нее! Мама!! — бью ладонью по двери. — Можешь оставить себе эти пять тысяч! И те деньги тоже! Я больше не в обиде! Только выпусти меня!
Я сейчас что угодно скажу, лишь бы она выпустила меня. После я вернусь сюда лишь с полицией.
— Что такая за работа, что тебе надо съезжать?
— Такая работа! Я буду няней! Буду жить
— Ты — няня? — усмехается мать. — Это совсем не твое. Незачем меня обманывать, дочь! Ты говорила, что твоя работа начнется только с февраля. Так что посиди там и подумай о том, как нельзя себя вести. А потом, когда будешь готова извиниться перед Толей — мы поговорим.
— Отдай мне мою сумку!
Мать уходит, что-то громко говорит своему псу, распаляется, искренне считая, что я дрянь, которую нужно проучить, словно я какой-то подросток.
Я бы, наверное, могла бы попытаться поискать для нее оправдания, но она вовсе не боится меня потерять. Со мной в квартире ей просто удобнее. А еще ей надо, чтобы Анатолий видел ее альфа-самкой, которую все слушаются.
Толкаю дверь плечом, раз и два, но она не поддается.
— Откройте!
Я должна как можно скорее выбраться.
Подбегаю к окну, распахиваю его и смотрю вниз с четырнадцатого этажа.
Как же высоко. Окна соседей закрыты. Да и у нас такие соседи, что их дома никогда нет. Кричать, звать на помощь бесполезно.
Чтобы не тратить энергию зря, я переодеваюсь и собираю сумку с вещами.
Я все равно уйду отсюда. Я найду способ.
Посидев немного и успокоившись, я снова подхожу к двери.
— Эй! Откройте! Мне нужно в туалет! Мама!!
Они там что, в отключке уже?
А время поджимает. Я уже не успеваю к десяти обратно. Я слишком долго ехала сюда.
Слышу шаги, а после как что-то отодвигают. Дверь открывает мама, чему я рада. Анатолий, похоже, не в состоянии. Последние двадцать минут он ныл, как ему плохо. Отходняк.
— Иди в туалет. И быстро назад, — говорит она мне на полном серьезе, словно это в порядке вещей.
— Будешь караулить меня?
— Буду. Иди уже.
Кинув взгляд в коридор, я примечаю свою сумку на полу, после чего действую быстро: сильно отталкиваю мать, хватаю приготовленную сумку с вещами у двери, пальто, сапоги уже на мне, и мчусь по коридору к еще одной сумке.
— Толя! Толя, живо вставай! Толя!!
Хватаю сумку, мчусь к двери, у которой мать пытается меня остановить. Провернув замок, я вырываюсь, выскакиваю в подъезд, но не убегаю вниз. Оглядываюсь на мать.
— Что, твой алкаш больше не в состоянии удерживать меня? Уже перебрал с утра пораньше?
— Мира, стой! Не уходи!
— Ты мне больше не мать! Ты… мне… больше… не… мать, —
Уже на улице, положив сумки на лавочку у дома, я надеваю пальто и пытаюсь совладать с эмоциями. Было непросто сказать такое в лицо собственной матери.
Затем проверяю свои важные вещи в сумке. Документы, телефон… все на месте. Это самое главное. Теперь нужно спешить.
Добираюсь до дома в начале одиннадцатого, спешно захожу в подъезд, вызываю лифт.
Звоню в дверь, которую мне открывает весьма недовольный на вид Егор Алексеевич.
— Простите, пожалуйста, на дорогах уже не пусто, — извиняюсь я.
— Уже собирался тебя набрать.
Мужчина уже в костюме, весь идеальный, причесанный. Он молча отходит в сторону, пропуская меня.
— Сама со всем разберешься.
— Да, конечно, вы мне все объяснили, — снимаю пальто, сапоги и слегка закатываю рукава тонкого свитера. — Кира у себя?
— Да, ждет тебя. Все не переставала болтать о тебе. Чем-то ты ее покорила.
— Она меня тоже. Вы уезжаете?
— Да. По моему возвращению домой — ты свободна. Однако если куда-то будешь уходить, постарайся возвращаться до полуночи.
— Я так поздно никогда никуда не хожу, — отвечаю сразу.
Мужчина пробегается по мне немного скептическим взглядом, от которого мне, мягко говоря, неуютно, затем зацикливается на моих руках, которые я сцепила вместе.
— Это хорошо. Молодой приличной девушке нечего делать на улице по ночам.
— Поэтому вы не разбудили меня прошлой ночью? — вырывается у меня.
— Именно, — моргает.
Обувшись, мужчина уходит, а я решаю сразу пойти к Кире. Вещи позже разберу. Но по дороге замечаю на одном из своих предплечий синяки, поставленные Анатолием, когда он тащил меня в комнату. На них Егор Алексеевич и смотрел.
Глава 8
— А давай твоего брата тоже пригласим с нами погулять, м? — спрашиваю малышку, надев на нее белый свитер с сердечками.
Мы уже поиграли в куклы, поели, позаплетали косы, а теперь нам захотелось на свежий воздух. Вещи я уже свои унесла в комнату, но пока не разобрала. Думаю, займусь этим, когда хозяин вернется.
— Он не пойдет, — с грустью вздыхает малышка.
Видно, что она страдает из-за того, что брат так с ней. И она, как любой нормальный ребенок, пытается ответить ему тем же.