Его маленькая заложница
Шрифт:
Я и так проснулся из-за ее волос, которые лезли мне в нос, а теперь девочка закинула на меня почти все конечности и положила голову на грудь.
Трогаю лоб. Горячий.
Или Инь после сна всегда такая? Хрен знает, я как-то не успел обратить внимание на это.
— Оч-чень холодно… — карабкается на меня, подтверждая худшую догадку.
Заболела все же. Здорового человека по утрам так не трясет.
— Малыш, открой глаза, — глажу по спутанным волосам, подтаскиваю одеяло, укрывая Инь по самый кончик сопящего носа.
— Что…как
Реакция у котенка что надо. На какой-то запредельной скорости ее отшвыривает назад вместе с одеялом, под которым у меня вообще-то ничего нет. Она это сразу замечает.
А я замечаю ее красные глаза с опухшими веками и заложенный нос.
Через секунду Инь заходится приступом тяжелого грудного кашля. Подрываетя резко, садится, наклонив вперед корпус, и держится за горло.
Ну прям классическая простуда, все как по учебнику. Даже градусник не нужен, и без него понятно, что температура тела у Ины нездорово повышена.
— Ложись давай, — утягиваю ее назад, сам встаю, тут же натягивая трусы. Нахожу еще одно одеяло в шкафу, набрасываю на малышку, сложив его вдвое. Так теплее будет.
— Мне что-то не очень хорошо… — хрипит из своего укрытия, опять кашляет так, что меня на мгновение посещает ощущение — сейчас легкие выплюнет.
— Успел заметить, — хмыкаю в ответ, мысленно прикидывая, чем ее вообще лечить.
Аптечки нормальной в доме нет, а с имеющимися в наличии бинтами и пластырями дела явно лучше не пойдут. Соседку Яр после ее кардиологического приступа перевез в город, дом стоит, конечно, но тоже пустой.
Напрягаю память, вспоминаю какие-то рецепты из детства. Мать меня водкой растирала, но где я пузырь сейчас возьму? Если только по деревне прогуляться, уж явно у кого-нибудь в запасах найдется. Магазин тут не работает по выходным.
Делать нечего, иду светить своей помятой рожей. Вопросов возникнуть не должно, я реально сейчас похож на алкаша, которому надо догнаться.
Когда выхожу, Ина только голову от подушки отдирает. Никак не комментирует мои действия.
В первом же доме натыкаюсь на какого-то мужика с топором. Он прямо при мне отсекает курице голову и бросает грубым басом через плечо «в завязке». Где-то с четвертой попытки меня впускают на порог. Бабулька какая-то, местная бизнесменша, походу.
Уточняет, что мне нужно и в каком количестве. Начинает рекламировать товар, когда пытаюсь понять, какую настойку лучше взять для Ины.
— Да мне не внутрь, — сдаюсь, наконец. — Девочка заболела, а под рукой больше ничего нет.
— Дочка?
— Любовница.
— Точно городской. А я сразу поняла, что ты не из наших. Морда у тебя, конечно, страшная, но обутки, вон, почти чистые. Не то что говнодавы наших мужиков. Чем болеет, говоришь?
— Простыла, скорее всего. Сопли, глаза красные, дышит тяжело.
— Тогда вот это возьми, — сует мне в руки какую-то бутылку. — И малину ей завари, — следом
— Сколько с меня?
— Сколько дашь — все заберу.
Щедро расплатившись со старухой, возвращаюсь в лазарет с единственной пациенткой. Инь успела заснуть, пока я изображал из себя алкаша, поэтому стараюсь передвигаться тихо. Развожу малину в кипятке, по рецепту бабульки бросаю туда пару каких-то непонятных листьев. Принюхиваюсь.
Ну, вроде на отраву не сильно тянет.
Растолкать отбивающегося от моих рук котенка — задача со звездочкой. Отобрать у нее одеяло вообще не представляется возможным.
— Ты думаешь, я тебя трахать сейчас буду в таком состоянии?
Ина только фыркает презрительно, отползая подальше.
— Интересно ты, конечно, решила откосить от работы ртом, — усмехаюсь, отвожу от ее лица мокрые пряди. — Изобретательно, я бы сказал. И ведь не подкопаешься.
— Иди к-к черту… — сипит сквозь боль в горле. Мне приходится слух напрягать, чтобы разобрать ее шипение.
— Сначала тебя вылечить надо, потом вместе сходим. Пей.
Отрываю одну ее ладонь от одеяла и заставляю обхватить кружку.
— От-трава?
— Да. Положу конец твоим мучениям. Яблоня как раз начала подсдыхать, на удобрение пойдешь.
— Я быстро умру?
— Да пей уже, мученица. Не умрешь ты от обычной простуды. Может, к вечеру даже разговаривать нормально начнешь. Сейчас твой голос больше напоминает хрип раненой гиены.
Инь возмущенно что-то булькает себе под нос и прикладывается к кружке. Жмурится на первом глотке, с трудом проталкивает варево дальше по горлу.
— Сладко…
— Это чтобы ты вкус мышьяка не почувствовала, — удерживаю кружку, когда Ина пытается поставить ее на пол. — Нет уж, бацилла, до дна давай. Тут не так уж и много.
— Глотать больно, — жалуется, как маленькая. — Не хочу.
— После горячего станет легче. Заодно и изнутри тебя прогреет, а то губы уже все синие.
С горем пополам под моим пристальным контролем малышка вливает в себя содержимое одной несчастной кружки. Морщится в конце, машинально тянется пальцами к горлу. Знатно ее все-таки развезло.
— Ты всегда так болеешь?
— Еще с детства, — опускает голову на подушку. — Зато редко. Обычно что-то начинаю чувствовать вечером, но ты вчера…отвлек меня, наверное.
— То есть дрожала ты, хочешь сказать, не из-за моих прикосновений, а потому что тебя морозить начало? — прищуриваюсь, костяшками пальцев провожу по ее щеке.
— Да.
— Ответил бы я тебе в рифму, да решил вести себя прилично, пока на ноги не встанешь. Но знай, котенок, ты сейчас выстрелила в упор в мое эго.