Его невинная добыча
Шрифт:
– Так, – коротко ответил я и как-то само собой опустил взгляд на её руки.
Сам не знаю, что привлекло моё внимание – забившаяся под короткие ногти бурая грязь или маникюр. Маникюр… Если бы ночью я сам не подобрал её на грязной обочине у самого чёрта на рогах, подумал бы, что появилась она там прямиком из маникюрного салона. Заметив, что я рассматриваю её руки, она сжала их в кулаки. Занервничала и тут же, поняв, что самолёт сдвинулся с места, спросила:
– Мы взлетаем?
Отвечать ей я не стал. Никогда не любил лишний шум вокруг, от неё
Не дождавшись ответа, она угомонилась. Чопорно сдвинула ноги, сложила всё ещё сжатые в кулаки руки на коленках и застыла.
Самолёт, набирая скорость, катился по взлётно-посадочной полосе.
Грат… Уверенности в том, что стоит лететь туда, у меня не было. Но пропустить свадьбу брата я не мог. Мысль о том, что братец надумал-таки жениться на своей белобрысой попрыгунье, вызвала усмешку. Трахал бы и трахал её, если на то пошло, но нет…
Не успели мы оторваться от земли, возле меня мелькнула грязно-белая тряпка подола.
– А ну вернись, – только и успел рявкнуть я, схватив девчонку за юбку. Дёрнул обратно, и ткань, треснув, разошлась у неё над задницей. В прорехе показалась полоска спины.
– Мы же взлетели, – опустившись в кресло, распахнула она глаза.
Кусок оторвавшейся ткани так и остался у меня в пальцах вместе с пониманием, что ни хрена это не просто ткань – кружево. Дорогое кружево тончайшей работы.
– Пристегни ремень, – процедил я.
Ничего не сказав, она быстро вернула ремень на прежнее место. Посмотрела вниз, на удаляющуюся землю и повторила, немного нерешительно:
– Мы же уже взлетели. Или нет?
Стиснув зубы, я разжал кулак и выпустил клочок ткани. Тот упал на пол к нашим ногам.
– Я сделала что-то не так? – спросила она негромко и дотронулась до моего кулака. – Скажи.
– Если бы я не был уверен в обратном, – прочеканил я, – подумал бы, что у тебя проблемы с головой, – усмехнулся и перехватив её руку, осмотрел ладонь.
Почувствовал, как она напряглась, попробовала выдернуть её, но я не отпустил. Осмотрел длинные ухоженные пальцы. Услышал, как она выдохнула и вгляделся в её лицо. С головой у неё было всё в порядке, и мне было это ясно. И всё же…
– Теперь можешь встать, – проговорил я спустя пару минут и выпустил её руку, которую сжимал всё это время.
Мне нравилось чувствовать её беспокойство, нравилась её нервозность. Это было даже забавно. Забавный зверёныш.
Сколько ни пытался я найти самого себя, колеся по горам, сделать этого так и не смог. Но кое-что интересное найти мне всё-таки удалось. И, глядя, как девчонка, поднявшись с места, прильнула к стеклу, как она, немного прихрамывая, прошлась по ковру и остановилась у иллюминатора с другой стороны, я понимал это. Да, кое-что интересное я всё же нашёл. Только что?
Усмехнувшись, я тоже встал и налил себе ещё одну порцию виски.
– Ева, – позвал её. Почти как кличка – Ева.
Она повернулась ко мне.
– За удачную покупку! – приподнял бокал и сделал глоток. Усмехнулся. – За тебя.
– С возвращением, Руслан Каримович, – вежливо поздоровался водитель.
К тому моменту, как я покинул самолёт, машина уже ждала меня. Сдержанно кивнув, я взглядом указал топчущейся рядом девчонке на открытую дверцу. Нырнув на заднее сиденье, она хотела было подвинуться, но не успела. Захлопнув дверцу, я нехотя спросил у ожидающего дальнейших приказаний водителя:
– Здесь всё в порядке?
В действительности, в порядке ли тут всё или нет, меня особо не интересовало. Стоило самолёту приземлиться, понимание, что радости от возвращения я не испытываю, утвердилось во мне окончательно. Я посмотрел вдаль, на линию горизонта, туда, где земля сливалась с низким, сероватым небом.
– Да, Руслан Каримович, – ответил водитель и открыл для меня дверцу с другой стороны. – К вашему приезду всё готово.
– Хорошо.
Прежде, чем усесться, я ещё некоторое время смотрел на так хорошо знакомую и такую чужую полоску горизонта. Всё здесь было знакомым и чужим, и это вызывало внутри неприятное, гнетущее чувство, появившееся ещё во время перелёта, стоило подумать о возвращении. И теперь только усилившееся.
– Ещё кое-что, – бросил я прежде, чем усесться.
– Слушаю вас.
– Моей, – уголок губ дёрнулся, – спутнице нужно переодеться. Пусть подготовят для неё вещи. И ванную.
Водитель кивнул. Как и от главного пилота, лишних вопросов от него не последовало.
– Ну что? – сев рядом с девчонкой, развалился я на сиденье. – Готова увидеть свой новый дом?
Сжимая болтающуюся на шее подвеску, она на пару секунд застыла. Смотрела на меня, то ли не зная, что сказать, то ли не находя нужных слов.
Забыв о ней почти сразу, я проследил за тем, как, мелькнув, самолёт исчез из вида. Стоящий на беззвучном режиме телефон завибрировал, но разговаривать с кем-либо у меня не было ни малейшего желания.
– У тебя телефон звонит, – подала голос зверюшка.
Повернувшись, я встретился с ней взглядом и тут же почувствовал раздражение.
– Я знаю.
Она моргнула и опять потянулась к фигурке у себя на шее. Крылатая лошадь, чтоб её! Пегас – символ дураков и поэтов.
– Сними это, – приказал я. Она не пошевелилась, и я повторил: – Сними.
– Нет, – отозвалась очень тихо.
Глаза её блеснули тем самым упрямством, непокорностью, что я заметил в нашу первую встречу. Ноздри затрепетали, пальцы на фигурке сжались так сильно, что кожа на костяшках натянулась.
Что там было навешано на ней, меня не волновало. Но терпеть её упрямство я не собирался. Схватил за руку и, дёрнув на себя, сгрёб цепочку с фигуркой.
– Я говорю, ты выполняешь, – накрутил цепочку. Та врезалась в её кожу, глаза девчонки распахнулись. Ладонью она упёрлась в моё бедро, а второй рукой неожиданно сильно впилась в запястье.