Его одержимость
Шрифт:
Ее тело охеренно пахнет яблоком, а кожа мягкая и нежная. Я легко касаюсь ее губами около пупка. Довольно чувствительное место.
Сучка дергается, будто ее ударили током.
Сейчас вопить начнет. Заявит что-нибудь идиотское. Собьет мне весь настрой и разозлит до кровавой пелены перед глазами.
И я тихо, но отчетливо говорю:
— Скажешь хоть одно слово, и я вставлю тебе кляп. Ты лежишь на спине, поэтому захлебнешься слюнями и умрешь. Кивни, если поняла.
Она вся напрягается, но кивает.
Просто
Мне остро хочется закурить, хотя приступы накатывают все реже.
Блять. Курение — слабость. Выпивка — слабость. Бабы — слабость.
И я снова целую Анхелу в живот. Если поддаться слабости, пропустить ее через себя, она отпустит. Рассеется.
Чика опять дергается. Скорее всего она не фригидная. Она очень даже чувственная. Осталось только это дело разбудить и спалить ее нахер.
Чем больше Анхела Рубио станет бояться, ненавидеть и презирать меня, тем больше напряжется. А потом не выдержит и обкончается.
И я вообще прекращаю думать о чем-либо, покрывая весь ее живот поцелуями. Мне хочется кусать ее. Вгрызться. Оставить на ее белой коже свои следы.
Но так долбаный ангелок в жизни не заведется.
И я целую ее горячо и крепко, злорадно наслаждаясь тем, как чика активно пытается сопротивляться.
Наручники надежно ее держат — все, что чика может — свезти себе кожу. Она пытается втянуть живот, но забывает, что от этого промежность тоже немного напрягается, и туда приливает кровь.
Глаза ангелка гневно блестят, и я чувствую, как ей хочется рассказать мне что-нибудь душевное.
А в моих ушах внезапно всплывает бесстыдное «еще!», и я совсем теряю голову. Целую чику яростно, как в последний день жизни, прикусывая кожу и сразу зализывая укусы.
Живот около пупка, у самого треугольника курчавых волос, бедра.
И торжествую, когда слышу, как дыхание Анхелы Рубио тяжелеет.
За своим не слежу. Я перевозбужден. Член упирается в матрас, и трется об него, ну и пусть.
Я сдержусь, мать твою, чтобы потом не сдерживаться вообще и брать эту суку раз за разом. Столько, сколько выдержу, а выдерживаю я много и долго.
Ее ноги разведены, и я вижу, что она все еще довольно сухая. Но клитор и половые губы уже слегка припухли. И это красиво.
Я рычу от возбуждения. Твою мать, куда еще сильнее меня возбуждать.
Удваиваю напор. Поцелуи жарче, а укусы легче. Совсем дразнящие.
И понимаю, что все делаю правильно.
Анхела Рубио пытается дышать ровно, но у нее нихрена не получается.
А мне нужно, чтобы она запаниковала. Чтобы совсем искусала себе губы в попытке ничего не чувствовать.
Она уже лежит смирно, не мечется в наручниках и не втягивает живот. Думает, так ей будет легче.
Немного — да. Когда ты не елозишь своей охеренной
Я продолжаю зацеловывать ее бедра. Самую чувствительную внутреннюю часть, двигаясь от колен выше
Чика мелко дрожит и вся вспотела.
А я едва не спускаю сам, представляя, что вот-вот и она кончит даже от поцелуев, настолько меня ненавидит.
Тем самым она проиграет.
Чистая ненависть без примесей вредна для здоровья, сучка. От нее один шаг до любви.
Главное, не пропустить момент.
Опыта лизать девок у меня мало. Я только в юности этим занимался. Клара мне естественно не давала, и я ебал других, представляя, что это она. Тренировался, чтобы ей потом было со мной хорошо.
Блять. Но вот прямо сейчас я вообще не могу о Кларе думать.
Прости, любимая. Я разберусь с этой чикой и вернусь к тебе.
Анхела Рубио смотрит на меня. Ее взгляд немного нетрезвый, и мне это нравится. Нам обоим пора кончать, пока сладкий запах яблок меня не прикончил.
Я подтягиваюсь выше и ложусь так, чтобы не задеть эту сучку членом. Испугается — и все похерится.
Мне нужна ее грудь. Сосок. Я втягиваю его губами, облизываю, и он превращается в косточку. Податливый в отличие от своей сучки хозяйки.
А она резко, сквозь зубы, выдыхает.
Давай, ненавидь меня, Анхела Рубио. Так и быть, если ты простонешь мое имя, за это кляп я не вставлю.
Я попеременно ласкаю обе ее груди, целуя и соски, и кожу вокруг них, но сучка только тяжело дышит.
Может, я слишком много хочу?
Ну конечно, блять. Она ж нихера неопытная. Мне нужно делать что-то такое снова и снова, пока она не станет извиваться от удовольствия и проклинать себя.
А пока Анхела Рубио всего лишь немного намокла, а я как это вижу, уже не могу продолжать. Или немедленно вставлю сучке, или так спущу.
Я встаю на колени над ней, делаю несколько движений рукой, и обильно спускаю ей на лицо и на грудь.
Мне уже похер, что ей это не нравится. Меня дьявольски злит, что она мне не поддалась.
Я так и не избавился от долбаного наваждения.
Поэтому я молча отстегиваю наручники и убираю их обратно в ящик. Запираю его на цифровой код.
Ангелок моментально вскакивает и натягивает на себя одеяло. Прямо страсть какая-то к ним. Ну и чего я у нее теперь не видел?
Но зато она молчит — рот-то в моей сперме. Сверкает на меня синими глазищами и ждет, когда уйду, чтобы убежать мыться.
Ну, пусть моется. Тихая, мать ее. Покладистая. Баба такой и должна быть.
А на меня наваливается сильнейшее желание завалиться спать. Но с ней я не буду. Уж двинутый на голову ангелок точно найдет, чем меня ударить по башке. Хотя бы книги в стопку соберет и скинет сверху.