Его одержимость

Astra Maore

Кайф нереальный.

— Давай… быстрее?

Я невольно вжимаюсь в ее идеальное тело глубже.

Чика, ты это реально сказала?

Реально.

Она хочет грубее. И я хочу.

Я просто мечтаю об этом.

Я как только ее увидел, сразу захотел сожрать. Я мог бы быть нежным для нее, но если она ждет жестче, она получит.

Я фиксирую ее запястья. Прикусываю ушко. И двигаюсь как в последний раз в своей жизни.

Не щажу. Вбиваюсь резко и быстро, как

в шлюху, которых я драл толпами.

Хочешь быть моей личной блядью Анхела? Отлично.

Моя кошка. Моя самая потрясающая сучка.

Я вколачиваюсь в нее, как одержимый, и когда она от этого кончает, меня хватает ненадолго.

Я спускаю, но мне уже снова мало.

Потому что с этой женщиной мне никогда не будет достаточно.

С ней я хочу попробовать так, как люблю больше всего. Пошло. Безжалостно. Грубо.

И на этот раз я не спрошу, хочет ли она.

Анхела обнимает меня. Кусает в плечо, словно метит как свою собственность.

Я — ее? Это дико, непривычно и… сладко.

Но настоящее впереди.

Оно наступает, когда я аккуратно сжимаю ее горло и вижу в блестящих голубых глазах тень страха.

Но я не убираю руку.

Прямо сейчас Анхела или примет меня таким, какой я есть, целиком, или мои мечты пойдут на хер.

Я все равно буду с ней, но… не до конца.

И постепенно это меня отравит.

Она пытается выглядеть храброй:

— Что ты?!..

Я затыкаю ее поцелуем. Набрасываюсь, облизываю и прикусываю со всей страстью, до капелек крови на губах.

Выдержишь так, кошка?

Мое сердце бьется быстрее, чем билось, когда я обезвреживал Рауля Фуэнтеса. Когда вот-вот все могло взлететь на воздух.

Я сжимаю щеки Анхелы, продолжая ее целовать. Не даю ей дышать.

Почти насилую языком.

А она стонет мне в рот.

У меня опять стоит так, будто я только что не ебался.

На этот раз будет без резинки.

Я грубо провожу пальцами между ног Анхелы. Она опять течет.

Наверное, она будет течь, даже если я вставлю ей в рот, но я не стану проверять.

Анхела сверлит меня тяжелым взглядом.

— Чего ты хочешь, Рейес? — а в ее голосе вызов. Сейчас она реально нарывается!

— Хочу тебя выебать, кошка.

Я вижу, что она собирается что-то сказать, но, клянусь, мимолетно улыбается и ничего не говорит.

Удивительно мягкая. Покорная. Новая.

Я переворачиваю ее на живот и приподнимаю за бедра так, что она встает на четвереньки. Вижу ее круглую умопомрачительную задницу и сочащиеся влагой губки.

Анхела все же пытается что-то спросить. Хватит разговоров, чика.

Я резко опускаю ладонь на ее ягодицу, пресекая вопрос.

Сейчас

я хочу, чтобы она почувствовала себя куклой, которую я буду иметь.

Она искоса смотрит через плечо, и ее глаза блестят в темноте.

Но теперь я готов поклясться, что это не слезы.

Я снова оглаживаю ее между ног. Грубо массирую клитор и вхожу внутрь пальцами.

— Хочешь ебаться, чика?

Теперь я не вижу ее лица, но слышу ее дыхание. Она возбуждена так, что вот-вот кончит.

И я помогу ей.

Жестко трахаю Анхелу пальцами, надавливая на клитор.

А когда она не выдерживает и бьется в оргазме, меняю пальцы на член.

Держу ее за бедра и врываюсь внутрь, пожирая взглядом. У моей Анхелы самая шикарная задница на свете, тончайшая талия и густые черные волосы.

И я деру ее, слыша новые всхлипы и крики.

Давай, сучка. Кричи громче. Сорви голос.

Я все равно тебя вылечу, потому что знаю: кто бы ни подослал тебя в мою жизнь, ты настолько моя, что больше мою и представить сложно.

Тугая. Гордая. Страстная.

После того, как Анхела кончает еще раз, я убираю ее волосы и выплескиваюсь ей на спину.

Нам нужно будет вымыться, поесть и поспать прямо тут, на пляже. Нас никто не побеспокоит, я распорядился.

Но именно сейчас я должен сказать Анхеле Рубио то, без чего теперь никак.

Я бы умер и родился, чтобы вновь встретиться с ней.

— Я люблю тебя, ми вида. И, кажется, я любил тебя всегда.

Глава 19. Тайны. Анхелика

АНХЕЛИКА

Меня зовут Альваро Гарсия Лопес, и сегодня самый проклятый день в моей блядской жизни.

Я застрелил врачей, медсестер и весь персонал в этой блядской клинике, но мне нихера не помогло успокоиться.

Они не спасли ни мою Ану, ни моего сына.

Я обнимаю то ее, то его и вою, а по лицу текут блядские слезы. А ведь я не плакал даже в детстве, когда отец сек меня кнутом.

У меня есть все: авторитет, деньги, люди, но нет главного.

Нет моей Аны.

И виноват только я сам.

Я любил эту суку драную. Я пытался вытравить ее из сердца.

Но она прочно там окопалась.

Так смотрела своими черными, как ночь, глазищами, что всю душу и мозг нахер выносила.

Когда у нее вырос живот, я и бить ее почти прекратил. Но уже было поздно.

Я сам сломал свою Ану и больше никогда не увижу ни ее полный любви взгляд, ни мольбы о пощаде.

И сын наш умер.

Я вою от тоски, как зверь, раскачиваясь и обнимая его трупик.