Его птичка
Шрифт:
Его захватила похоть, остановить которую мог только оргазм. Но он как назло не наступал, презерватив скрадывал часть ощущений, а Ане было все больнее.
— Сука, — пробормотал он себе под нос, вытащил член, стянул презерватив и вернулся на место.
— Ох, Блять! — завыл он и стал бедрами. Резко. Грубо. Остервенело. Подводя себя к теперь уже неминуемой развязке. Еще бы Аня не сжимала мышцы от боли. — Господи, расслабься Аня, а то порву.
Он погладил ее грудь, вкусил солона с губ и наконец, почувствовал как волна наслаждения поднимается
Он вытащил член и стал изливаться на плоский подрагивающий живот, залив часть груди и даже попав на приоткрытые губы.
Аня невольно облизнула их и слабо, вымученно улыбнулась.
Глава 12. Игры для взрослых
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, кто я и где. Захотелось самодовольно ухмыльнуться, но я понимал, что этот жест может её отпугнуть.
Она смотрела на меня, как на божество и это не могло не волновать, правда еще больше пугало. Я не был готов к поклонению.
Ничего особенно ведь не произошло. Лишилась девственности. Сколько еще таких, как я будет в ее артистической жизни. Эта мысль болезненно кольнула иглой, но я затолкал ее, как можно дальше. Это просто секс, не стоит возводить его на уровень сакрального обряда.
Я дотянулся до влажных салфеток под аппаратом и, немного подумав, подтянул его к креслу.
Аня, чуть прикусив губу, взмахом свела ноги и стыдливо их сжала.
Я только хмыкнул. Женщина. Истинная. Только они могут все ночь поражать тебя изысками камасутры, а потом строить невинность и прикрывать грудь.
Я вытер белесые, быстро сохнущие капли с ее живота, груди. Все-таки и правда совершенная, особенно с моей спермой на соске. Провел другой салфеткой по промежности, собирая кровь и смазку. Только потом вытер себя, натянул штаны.
Включив аппарат узи, я достал гель.
— Что ты делаешь? — прошептала Аня с лукавой улыбкой, вздрогнув от прикосновения холодного геля к разгорячённой коже.
— Узи, разумеется. Я же должен проверить, хорошо ли сделал операцию, — усмехнулся я, вглядываясь в затянутые страстью глаза. Теперь в них была не только невинность, но и дикое желание. Мне понравилось, что она еще не остыла. Тело требовало продолжения.
Живот Ани дрожал, грудь часто вздымалась от того как нежно я размазываю гель по ее животу, от того как смотрю. Наверное сейчас она считаем меня очень нежным. Но я всего лишь плачу услугой за услугу. Неприятно признавать, но более тесного, влажно и одновременно горячего влагалища на моей практике не было. При этом не чувствовалось ни малейшего дискомфорта. Словно это вот все было самым правильным, как та операция, что я делал недавно. Странные ощущения. Неприятные надо сказать. Казалось на шее стягивается петля, а эта девочка стала моей ответственностью. Но ведь это не так?
— Ты замечательный. — вдруг заговорила она и тело напряглось. Этого я и боялся. — Хоть и хочешь казаться негодяем. Спас сегодня девочку, вчера спас медсестру, обезвредил психопата, стараешься позаботиться обо мне. Мне ужасно нравится быть здесь, с тобой. И да, я сегодня очень скучала по тебе.
Она говорила все это с предыханием, отдавая мне на милость своё маленькое, трепыхающееся сердце.
Я застыл, перевёл взгляд на экран, где не отображалось никаких образований, и отняв прибор от плоского живота, положил на место.
— И все же внешним чувствам не дано —
Ни всем пяти, ни каждому отдельно —
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно, — мой голос был чуть хрипловатым после секса, да и говорил я практически шепотом. Но в тишине темного помещения слова, казалось, прозвучали так громко, что, Аня на миг задохнулась.
— Что это?
— Шекспир.
— Я знаю, что это сонет шекспира! — воскликнула она и резко выпрямила спину. — Что ты хотел этим сказать?
— Мне кажется, Шекспир всегда довольно точно орудовал словом, — я внимательно посмотрел в её расширившиеся от удивления глаза, потом перевел взгляд на высокую грудь и резко встал. Сейчас возбуждение было лишним. — Поэтому ответ лежит на поверхности.
— Нет, ты объясни! — вскочив, она начала искать свои вещи. Прекрасная, обнаженная и обиженная.
Я наблюдал за её метаниями, как взрослый за истерикой ребенка. Насмешливо и беззлобно.
— Я не признавалась тебе в любви, я просто сказала, что всё твое бахвальство маска, а на самом деле…
— А на самом деле ты ни черта не знаешь, — начал я злиться и отвернулся к окну, чтобы не смотреть в расширившиеся от обиды глаза и слезы, мелькнувшие в их уголках.
Я не планировал обижать её, но признания, восхищение… Я не был к этому готов. Долго ли влюбится? Я не хотел этого, я просто хотел её.
— Что это было для тебя? Очередной трах. с очередной девкой?
— Я имел в виду, Аня, лишь то, что нужно понимать что именно сейчас произошло. У тебя своя жизнь, у меня своя. Это игра для взрослых. Да и правила не в твою пользу, потому что в итоге всё проигрываешь только ты, — я повернулся и облокотился на подоконник. Смотрел на неё внимательно, также и она не смела отвести глаз. — Мне жаль, Птичка, правда.
Я пыталась разобраться в собственных мыслях. Меня определённо расстраивало то, что я терзал это создание, мне действительно было искренне жаль, что по моей вине этот мотылёк подлетел так близко к лампе и застрял в её плафоне.
Но даже сейчас эгоизм брал надо мной верх. Она сама выбрала это направление, и отвечать за своё разбитое сердце тоже придется потом ей.
— Ты жалеешь? — хрипло спросила Аня и указала рукой на кресло. Моя давняя фантазия, трахнуться в нем. Но реальность превзошла все. — Об этом?
— В данный момент и о об этом тоже. Кажется, твоя неокрепшая психика была не готова к такому эмоционально-гормональному взрыву, — это было сказано добродушно, без желания обидеть или осадить, но твердо.