Его секретарша

Бузакина Юлия

Ему снился страшный сон. Странный и жуткий. Вот Даша в красных резиновых сапожках бежит по осенним дорожкам и весело смеется. Длинные темные волосы выбиваются из-под шапочки, их еще не уничтожила проклятая химиотерапия. Она бежит, а Владимир, как завороженный, смотрит ей вслед. Там, впереди, темнеет черное озеро. Даша бежит к озеру, и Облонского пронизывает дикий страх — он знает, что озеро смертельно опасно. Оно поглотит ее навсегда. Нельзя, нельзя позволить Даше бежать к озеру. Он хочет кричать, но почему-то не может. Хочет броситься следом, но не может двигаться.

Его, будто парализовало. Даша смеется, бежит. Ее волосы… они очень похожи на другие. Такие желанные… И бежит уже не Даша. Бежит Мария к черному озеру и весело смеется. Игриво оборачивается.

«Владимир Николаевич, вы купите мне самолет?»

«Купите, Владимир Николаевич?»

«Купите самолет?»

Ее смех, такой живой и веселый — звенит у него в ушах. Ее волосы — такие красивые, длинные — развеваются на ветру. Она все ближе к черному озеру. И вдруг Облонский понимает — это смерть.

«Нее-т! Маша, стой!» — не своим голосом заорал он и распахнул глаза.

Его всего трясло. Майка промокла насквозь, пульс бил набатом в висках. Он сел в постели и отбросил одеяло в сторону. Громко выругался, но ужас видения никак не хотел его покидать. Черное озеро. Он знал его. В его родном городе, там, где жили Оболонские, был парк. А посередине парка — озеро с уточками. Безмятежное, тихое место. Рядом беседки для пикника, высокие сосны. Отчего в его сне озеро стало символом смерти? Почему оно явилось снова, вместе с убегающей Дашенькой? И почему Маша бежала следом за Дашей?

У Облонского не было ответа на эти вопросы. Но сердце тягостно сжалось. Очнулся от сна окончательно и побелел от страха.

Вокруг что-то было не так. Воздух… было нечем дышать. Вся спальня наполнилась едким дымом.

«Пожар!» — ужаснулся Облонский.

— Маша! — схватил за плечи спящую, как убитая, невесту. — Маша, проснись! Что-то случилось!

Она не реагировала.

Он натянул на себя джинсы, футболку — первое, что попалось под руку — и бросился к двери. Отшатнулся обратно. Первый этаж пылал. Пламя подбиралось к лестнице, и одного взгляда хватало, чтобы понять — им не выбраться.

Владимир захлопнул дверь, подбежал к окну. Распахнул его, впустил свежий воздух и глянул вниз. Можно было попытаться спрыгнуть, карниз на первом этаже уцелел.

— Маша!

Схватил невесту за плечи, снова принялся трясти, но она никак не открывала глаза. Дым — едкий, гадкий — пробирался в щель под дверью спальни, заполнял все пространство и дышать стало почти невозможно.

— Да что же это такое?! Где, черт возьми, службы, которым я каждый месяц плачу деньги?!

Будто отвечая на его вопрос, вдалеке послышались сирены пожарных машин.

Он растерянно осмотрелся по сторонам. Времени на спасение почти не оставалось. Заметил сотовый телефон, лежащий на прикроватной тумбе, засунул его в карман джинсов. Склонился над Марией. Она дышала, но как-то странно, едва ощутимо.

Сгреб в охапку ее вместе с покрывалом, и тут заметил, что она заснула, не сняв с себя вещи. Значит, так и не дошла до ванной комнаты.

Размышлять об этой странности было некогда.

Кое-как забравшись на подоконник, Облонский прижал к своей груди невесту и прыгнул вниз, в неухоженный палисадник.

Он упал на спину, приняв весь удар от падения на себя. Боль — резкая, неприятная, пронзила спину и ребра, но он не обращал на нее внимание.

Бросился к лежащей на боку невесте. Та тихо застонала.

— Маша! Очнись, Машенька! — принялся шлепать ее по щекам Облонский.

— Вова… мне плохо… так плохо… — прошептала она. — Мне кажется, я сейчас умру…

Он едва успел ее приподнять над землей, как ее вырвало.

Глянул на руки — там кровь. Испугался, но затем понял — при падении Маша задела плечом карниз, и теперь из рассеченной раны тонкой струйкой течет кровь.

Два сотрудника пожарной службы перемахнули через высокие ворота и бежали им навстречу.

— Уходите, крыша может обвалиться! — крикнул один из них. — В доме еще были люди?

— Нет, мы вдвоем, — придерживая дрожащими руками Марию, отозвался Владимир. — С моей невестой что-то не так… Ей надо в больницу.

— Скорая уже подъезжает. Помогите открыть ворота.

Второй сотрудник пожарной службы склонился над Марией.

— Девушка, вы встать можете?

— Попробую…

— Поднимайте ее, здесь опасно находиться! — прокричал первый и побежал обратно к воротам.

Как они успели оттащить Машу в сторону, одному Богу известно. Тут же раздался взрыв, и обрушились стены на первом этаже.

Подъехала карета скорой помощи. Пожарные заполнили двор, выбили входную дверь, принялись заливать дом, но сбить пламя не удавалось.

Врачи укладывали Машу на носилки, а Облонский стоял и с ужасом наблюдал, как рушатся перекрытия. Где-то на востоке тихо занимался рассвет, и было ясно — дом уже не смогут спасти.

Горел не просто дом. Горела вся его жизнь в этом городе. Горели остатки жизни маленькой Дашеньки.

Прикрыл глаза и почувствовал, как дрожат губы. Из глаз покатились горячие слезы.

— Владимир Николаевич, — подошел к нему врач из кареты «Скорой помощи». — Вашу невесту чем-то отравили. Мы промыли ей желудок прямо здесь, тянуть до приезда в больницу опасно. Отправляем ее в шестую больницу, там уже найдете, как здесь справитесь.

— Нет! Я с ней поеду, — спохватился он. — Здесь уже ничего не спасти…

Заторопился к скорой. Только сейчас понял, что он босиком.

— Машенька, как ты себя чувствуешь? — сжал ледяную руку невесты.

— Тошнит очень сильно. Мы съели что-то за ужином, Вова… кто-то нас хотел отравить…

— Солнышко, все будет хорошо. Я поеду с тобой. Сейчас позвоню твоему отцу, он тоже приедет.

Один из санитаров протянул ему одноразовые тапочки.

— Вот, возьмите. А то без обуви как-то совсем нехорошо получается.

— Спасибо, — кивнул ему Владимир.

Спустя пару минут водитель «Скорой помощи» включил сирену, и машина понеслась по пустой предрассветной трассе в сторону городской больницы номер шесть. Пылающий дом скрылся из вида.